—Что за вопрос?! — воскликнут многие взрослые (в первую очередь, мужчины). — Конечно, стоит! А для этого необходимо поощрять соревновательность. Ведь наша жизнь — сплошная борьба. Пусть привыкает, а то его всегда будут затирать.
Учитывайте характер ребенка
Ориентируя ребенка на лидерство, прежде всего надо учитывать особенности его характера. Множество детей, которых воспитывают в духе соревновательности, не оправдывают чаяний взрослых. Особенно тихие, скромные мальчики или девочки. Если из них усиленно выковывают лидеров, на бедняг бывает жалко смотреть. От природы совсем не конкурентные, отнюдь не претендующие на вечное первое место, они быстро начинают чувствовать свою ущербность — ведь им никак не удается оправдать ожидания родителей. Характер не позволяет таким детям усиленно работать локтями, а родители вместо того, чтобы оценить скромность ребенка, считают его трусишкой, сравнивают с более бойкими ребятами (естественно, в пользу последних). В результате скромные дети перестают верить в свои силы, становятся забитыми, закомплексованными. В одной американской книжке, посвященной работе психотерапевта, рассказывается такой случай. Четырнадцатилетнюю девочку мама с детства ориентировала на карьеру чемпионки по фигурному катанию.
— Если ты добьешься высот, если тебя заметят, будешь как сыр в масле кататься, — внушала она девочке.
И не жалела ради этого ни времени, ни денег. Хотя с деньгами в семье было туго. Мама растила дочку одна, и приходилось ограничивать себя во всем, чтобы купить ей фирменные коньки и прочие спортивные атрибуты.
Однако все усилия были тщетны. Нет, дочь не артачилась, помногу тренировалась, выполняла все указания тренера. Но на соревнованиях всегда оказывалась на третьем, а то и на четвертом месте. Маму это просто убивало.
— Ты же можешь быть первой! Да ты сто очков вперед дашь любой из своих соперниц! — возмущалась она после очередной дочкиной неудачи. — Ну, почему? Почему мы не хочешь мобилизоваться? Посмотри на девчонок. Они зубами вырывают победу. Для них ничего больше не существует, все подчинено единственной цели. А у тебя в решающий момент что-то заклинивает. Ну, пожалуйста, обещай мне, что в следующий раз ты выиграешь соревнования. Ты же видишь, я в жилу тянусь ради тебя, ради твоего будущего.
Девочка покорно обещала, но в следующий раз повторялось абсолютно то же самое. С каждой такой неудачей мама становилась все более нервной, дерганной, а дочь — подавленной и напряженной. Поделиться своими переживаниями девочке было не с кем, а напряжение, видимо, достигло критической точки. И тогда она… сделала себе кровопускание: слегка по резала бритвой кожу на запястье. Когда на руке выступила кровь, напряжение мигом спало, словно открыли какой-то клапан. Девочка немного посидела с закрытыми глазами, потом вытерла запачканный пол и пошла в свою комнату. Ей хотелось прилечь. Мало-помалу такие кровопускания стали для нее привычным способом снятия напряжения. Первое время ей удавалось скрывать свою дурную привычку от посторонних, но затем самоконтроль ослабел, и она порой забывала закрыть дверь на задвижку. Застав девочку за этим жутким занятием, мать, естественно, переполошилась и побежала к психиатру. В беседе с ним девочка призналась, что в такие минуты она ничего уже не соображает и готова смести все на своем пути к «спасительной» бритве. Причем потребность в такой своеобразной разрядке возникала у нее все чаще, а чувство опустошенности, появлявшееся потом, длилось все дольше. Это было сродни наркомании. Конечно, описанный случай достаточно яркий, необычный. Но разве другие подростки, ищущие разрядки в более «традиционных» видах наркотиков, делают что-то принципиально отличное? — Нет. Не в силах справиться с давлением обстоятельств, с чувством собственной неполноценности, неуспешности, они тоже прибегают к патологическому способу «выпуска пара». Вкатил себе дозу — и отключился.
— А ведь если б не мама, которой обязательно хотелось иметь дочь-чемпионку, ничего такого не было бы, — с горечью рассуждал в книге врач. — Девочка-то была совершенно нормальной, просто не состязательный у нее характер». А бывает наоборот. Ребенок жаждет лидерства. Он буквально во всем хочет быть первым, но поскольку это не получается — нельзя же быть всем бочкам затычкой! — в душе его копятся обиды. Он считает себя несправедливо обойденным, и если родители продолжают ориентировать его на состязательность, в ребенке могут развиться зависть, агрессивность, тяготение к S демонстративным выходкам. Интересно, что выковать лидера при этом из него так и не удается, поскольку лидер умеет не только становиться центром внимания, но и ладить с людьми.
Особенности культуры
Следует учитывать и вот какое обстоятельство: в русской культуре идея личного успеха никогда не была главенствующей. Даже наоборот, люди, которые шли к своей цели напролом, «по головам», дружно осуждались. А слово «карьерист» до сих пор имеет ярко выраженный отрицательный оттенок. Да и характер здесь у людей, в общем-то, не соревновательный. Ориентация на успех очень часто их не стимулирует, а наоборот, расхолаживает, напрягает и даже невротизирует.
Сколько раз доводилось слышать: — Я, вообще-то, хорошо плаваю (бегаю, печатаю на машинке и прочее). Но наперегонки — не могу. У меня сразу руки-ноги деревенеют, и я становлюсь как сонная муха.
Боясь, что они не смогут соответствовать предъявляемым к ним требованиям, многие люди предпочитают заранее отказаться от соревнования. Дескать, чего участвовать, раз у меня все равно не получится? И одна из самых распространенных жалоб родителей касается именно этой проблемы: если у ребенка что-то не вытанцовывается, он бросает трудное занятие, и его никакими силами не заставишь снова за него взяться. Причем особенно ярко данная черта выражена у конкурентных, амбициозных детей. Хотя, казалось бы, все должно быть наоборот: по идее, в конкурентном ребенке неудачи призваны только распалять дух соревновательности, стимулировать его к преодолению трудностей. Ан нет! Чем он конкурентней, тем быстрее пасует, столкнувшись с поражением.
«Две большие разницы», как говорят в Одессе.
Выходит, конкурентность и соревновательность — разные вещи? — Похоже, что на нашей почве — да, это «две большие разницы». И истоки этих различий следует искать в особенностях общинной психологии, традиционной для России. Ведь она, эта психология, никуда не исчезла с упразднением крестьянских общин, а лишь немного осовременилась и обрела другие названия (например, в советское время ее окрестили «духом коллективизма»). В последние годы, казалось бы, установки изменились. Государство начало поощрять в людях индивидуализм, общество стремительно атомизировалось… Но для многих это оказалось непереносимым, и они начали искать объединения. Одни люди потянулись к церкви, пополнили приходы. Другие стали вступать в различные ассоциации, клубы, политические движения или… мафиозные группировки. Причем у молодежи, воспитывающейся в новой, вроде бы антиобщинной реальности, тяга к «сбиванию в стаи» выражена даже больше, чем у пожилых людей.
Сказать что в нашем обществе успехов принципе не поощряется, будет неправильно. Иначе у нас не было бы ни научных открытий, ни технических достижений, ни гениальных книг и картин. А все это есть, причем в избытке.
Но у нас больше всего ценятся победы ВО ИМЯ ДРУГИХ. И именно под этим углом стоит посмотреть на проблему лидерства, конкурентности и соревновательности. Взять, к примеру, школьников. Кого они обычно уважают, кто становится центром притяжения в классе? Отличники? — Нет. К ним отношение, мягко говоря, неоднозначное. Особенно если они кичатся своими пятерками и не дают списывать. Ребят, которые строят из себя «крутых » тоже не любят. Хотя перечить им отваживается далеко не каждый. Тех, кто щеголяет модной одеждой, похваляется родительскими деньгами и чинами, считают воображалами. Над «якалками», всюду лезущими вперед, откровенно потешаются. А реальным лидером становится тот, кто умеет ДЕЛИТЬСЯ. Делиться не только игрушками, мороженым и конфетами, но и хорошим настроением, фантазией, смелостью, силой, знаниями.
Успех вместе с другими и ради других
Каждому из детей, жаждущих лидерства, имеет смысл ориентировать на соревнование командой. Чтобы они стремились к успеху вместе с другими и ради других. Как это делаем мы на занятиях в нашем психологическом театре, где нужно по очереди показывать театральные сценки. Конкурентным детям, естественно, хочется всегда быть первыми. Что предпринять? Окорачивать такого выскочку? Говорить: «Потерпи, в прошлый раз с тебя начали, теперь давай другого вперед пропустим»? Но он, скорее всего, разобидится и начнет качать права». С какой стати ему терпеть и кого-то пропускать? Вот если б ему конфету за это дали, тогда бы он еще подумал…
Но ситуация кардинально меняется, если подобраться к такому псевдолидеру с другой стороны. Если сказать: «Вась, давай ты будешь сегодня самым благородным и терпеливым, а? Как по-твоему, ты сможешь пропустить вперед всех ребят и не расстроиться? Неужели сможешь? Вот это да! Смотрите, ребята, какой Вася благородный! Ему так хочется выступить первым, а он согласился всех вас пропустить. Спасибо тебе, Вася! Ты настоящий рыцарь!»
У конкурентных детей надо как можно скорее сформировать чувство группы. Для них это трудно, ведь они эгоцентрики и не склонны к сопереживанию. Но если расширить в их представлении категорию «мое», они смогут стать настоящими лидерами. Одно дело, когда конкурентный ребенок видит в детях соперников, чуть ли не врагов, с которыми надо бороться» и совсем другое, когда он начинает считать их товарищами, которым он, такой умный, сильный, благородный, будет помогать.
Очень полезно затевать с конкурентными детьми игры, где нужно действовать сообща. Это и командные игры типа футбола, хоккея, лапты, вышибал. И рисование на большом листе бумаги, когда перед детьми ставится задача не перечеркнуть, а дополнить замысел товарищей. И совместная лепка, и подготовка какого-нибудь представления или спектакля, где каждый не сам по свое, а только в связке с другими может достичь желаемой цели. И ролевые игры, в которых сквозной нитью проходит мысль о важности сплочения, дружной совместной работы, заботы о ближнем (например, для мальчиков подходят игры «в пожарников», «в моряков», «в пограничников»; для девочек — «в больницу», «в магазин» или «в ресторан»).
Как сделать, чтобы ребенок не рвался быть каждой бочке затычкой?
Для этого надо прежде всего разобраться, в чем ваши сын или дочь — реальные, а не такие, какими вам хотелось бы их видеть — могут преуспеть.
Ведь очень часто родители стремятся реализовать в детях то, чего не удалось добиться им самим. Мама мечтала стать балериной, но не смогла, и вот она на аркане тащит дочь в балетную студию, хотя у той ничего, кроме комплексов, это не порождает, потому что у нее и ноги толстоваты, и гибкости недостаточно. А главное, не лежит душа к балету! Что тут поделаешь?
Мама несчастной фигуристки, искромсавшей себе бритвой все руки, тоже, по сути, пыталась самоутвердиться за счет собственного ребенка. В личной жизни ей не повезло: рано расставшись с отцом девочки, она так и не вышла второй раз замуж. Работа ее совсем не увлекала, заработки тоже не вдохновляли. Вот она и поставила на дочь, как на скаковую лошадь. И в результате чуть не загнала ее, ведь девочку пришлось положить в психиатрическую больницу — настолько тяжелое у нее уже было состояние.
Присмотритесь к ребенку и постарайтесь понять, каковы его склонности. Не способности — в раннем возрасте они далеко не у всех детей выражены ярко — а именно склонности, обусловленные характером.
Болтушка ваша дочь или молчунья? Любит фантазировать или, наоборот, на редкость практична, рассудительна?
Болтливую «назначьте» искусной рассказчицей, внушайте ей, что это ее достоинство. А параллельно помогайте овладеть риторическими приемами, боритесь со словами «сорняками» — в общем, создавайте благоприятную почву для развития природных склонностей.
Фантазерку побуждайте придумывать интересные истории, сказки.
С практичным ребенком почаще советуйтесь по разным бытовым вопросам. Давайте ему понять, что вы цените его мнение, даже если он пока еще не всегда дает вам дельные советы.
У вашего мальчика живой, подвижный ум? Пусть будет самым находчивым и сообразительным. Он, наоборот, немного тугодум и долго раскачивается прежде, чем взяться за дело? В таком случае объявите его самым обстоятельным и разумным ребенком на свете и почаще вспоминайте пословицу «Поспешишь — людей насмешишь». Не заставляйте сына соревноваться с более проворными детьми, а если такая ситуация все равно возникнет (например, в школе), подчеркивайте его плюсы. Допустим, аккуратность, хороший почерк, взвешенность ответов и т. п.
Самое главное — это предоставить ребенку адекватную площадку для самоутверждения. Если он будет доволен результатами, то желание лидировать всегда и во всем постепенно сойдет на нет. Ведь оно свидетельствует не столько о реальной тяге к лидерству, сколько о неудовлетворенности собой. Так ведут себя только несостоявшиеся люди. А когда человек находит себя в чем-то, он успокаивается и уже не рвется выть каждой бочке затычкой.
Вам нужен ребенок или его успехи?
Усиленно поощрять в ребенке дух соревновательности опасно еще и потому, что у него могут возникнуть искаженные представления о родительских чувствах, да и самих родителях.
— Вам нужен не я, а мои успехи, — думает такой мальчик или такая девочка.
А это ужасно обидно! Вы только представьте себе, что муж любит вас за вашу высокую зарплату (аналог школьных оценок). Или за квартиру. Или за диссертацию. А сами по себе, без этих достижений, вы ему не нужны, неинтересны. Как вам такая «любовь»?
Поэтому-то некоторые «образцовые» дети в подростковом возрасте неожиданно начинают бунтовать: перестают заниматься в кружках, запускают учебу, связываются с нехорошими компаниями!
— А мне среди моих друзей не надо из кожи вон вылезать, — вызывающе говорят они. — Меня там принимают таким, какой я есть.
Соответственно, родители начинают казаться ребенку черствыми, эгоистичными, расчетливыми. Он отдаляется от них, ожесточается, становится грубым и агрессивным. Д взрослые не понимают, в чем причина такой перемены, списывают все на дурное влияние улицы, сетуют на детскую неблагодарность, бегают по психологам — словом, делают все, кроме одного: не признают своей вины.
— Ну, хорошо, — скажет читатель. — Допустим, все это так. Но нельзя же бесконечно создавать ребенку условия наибольшего благоприятствования! Жизнь, она штука жесткая, конкуренция в ней о-го-го какая, сколько ни тверди, что это не в наших традициях. Да одно поступление в институт чего стоит!
Но ведь никому не приходит в голову навьючивать на дошкольников мешок с картошкой под предлогом, что во взрослом возрасте им придется перетаскивать тяжести. Все понимают, что неокрепший детский позвоночник может не выдержать. Почему же, когда речь заходит о детской психике, критерии вдруг меняются?
Да, нельзя прожить жизнь в тепличных условиях. Но к тому моменту, когда ребенок выйдет из-под родительской опеки, психика его окрепнет. Желание попробовать свои силы, посостязаться с миром, доказать себе и другим, что ты способен ставить рекорды, возникает чаще всего в подростково-юношеском возрасте. Именно тогда большинство мальчишек начинает качать мускулы, развивать в себе силу воли, выносливость, смелость. А значит, этот период наиболее благоприятен и для развития соревновательности.
«Каждому овощу свое время», — гласит мудрая пословица. И родители, которые об этом помнят, обычно бывают довольны собранным урожаем. Это один из самых животрепещущих вопросов. Волнует он и мам, и пап, но пап, наверное, все-таки больше.
— Жизнь жестока, — говорят мужчины. — В ней надо пробиваться с боем, а ты растишь слюнтяя.
Причем нередко по поводу сыновнего слюнтяйства негодуют отцы, которые сами в детстве постоять за себя не умели, да и во взрослом возрасте не больно-то напоминают Рембо или Джеймса Бонда. Впрочем, оно и понятно. Всем нам хочется, чтобы дети не повторяли наших ошибок и были счастливее.
В гостях у снежной королевы
Но далеко не все дети успешно усваивают уроки самообороны. Многие зажимаются еще больше, поскольку не могут себя преодолеть и боятся вызвать неудовольствие папы. А потому предпочитают поменьше жаловаться на обидчиков, скрывать свои переживания, перестают доверять родителям,- отчуждаются от них. Это порождает еще большие страхи, ведь, утрачивая опору в лице взрослых, ребенок ощущает свою полную беззащитность. А если он еще и от природы несмел, страх перед миром может стать паническим.
Гера напоминал заколдованного мальчика из сказки. Как будто Снежная королева обдала его своим ледяным дыханием и заморозила навеки. Бледный, невыразительный, ни на что не реагирующий, он молча сидел рядом с мамой и не выказывал никакого интереса к игрушкам. Только глаза синели двумя узкими льдинками, но и в них не отражалось ни радости, ни любопытства. Лишь при приближении других детей мелькал страх.
— Его бьют, а он даже убежать не смеет, — рассказывала мама. — Стоит как истукан. А мне потом говорит, что у него ноги к полу приросли. А ведь он на голову выше сверстников и весит в полтора раза больше. Я его в сад отдала. Думала, станет побойчее. Так Геру там один мальчик, на год моложе, до того затретировал — пришлось забрать. Две недели всего посещали сад, а теперь три месяца отойти от случившегося не можем. По ночам кричит, днем от меня ни на шаг. С детьми вообще перестал общаться. Раньше хоть во дворе с кем-то играл, а сейчас и на улицу его не вытащишь.
Чуть что — сразу в нос
Есть и другая крайность. Детям, привыкшим чуть что кидаться на обидчиков с кулаками, бывает трудно ужиться в коллективе. К ним быстро приклеивается ярлык хулиганов, а затем нередко следует и отчисление из садика. Ну, а если родителям все-таки удается уговорить администрацию не выгонять их ребенка, вокруг него образуется вакуум. С ним предпочитают не связываться. А чувствовать себя бешеной собакой, которую боятся и ненавидят, уверяю вас, не очень приятно. Отвергнутые люди озлобляются, у них растет желание мстить. Это порождает ответную ненависть, и так до бесконечности. К школе у ребенка может сложиться устойчивое убеждение, что кругом одни враги, а это прямой путь к депрессии, которая в подростковом возрасте порой чревата даже самоубийством.
— Степа с детьми играл неплохо, но нам не нравилось, что он больше склонен подчиняться, — рассказывает Светлана. — Отберут у него ведерко, он не протестует. Попросят машинку — даст. Муж смотрел на это, смотрел, а потом начал его учить: «Если у тебя что-нибудь отбирают, ты не церемонься. Дай разок в нос, и все отстанут». Все, действительно, отстали. И даже попросили Светлану гулять со Степой где-нибудь в другом месте. Благо, рядом с домом был парк, и места хватало. К счастью, Светлана не стала дожидаться подросткового возраста, а постаралась побыстрее загладить результаты папиной педагогики. Правда, удалось ей это не сразу: мальчик начал входить во вкус, ему понравилось, что его все боятся. Спасло положение только то, что по натуре Степа был незлобив. А если бы семена упали на более подготовленную почву? Если бы, скажем, он был повышенно конкурентен, обидчив, агрессивен? Растормозить ребенка легко, повернуть процесс вспять куда труднее.
Не раздувайте из мухи слона
Но как же быть? Размышляя над этим, мне кажется, важно разделить два момента: отношение к ситуации самого ребенка и отношение родителей. И спросить: а так ли драматично обстоит дело в глазах вашего сына или дочери? Действительно ли им кажется, что их обижают, унижают, подавляют? Или это в вас всколыхнулись какие-то давние обиды, и вы невольно приписываете детям свои представления о жизни? К сожалению, дело частенько обстоит именно так.
Почему к сожалению? — Да потому, что в детях таким образом закладывается комплекс неполноценности. Не зафиксируйся взрослый на какой-то мелкой несправедливости, совершенной по отношению к его ребенку, тот, может быть, ничего и не заметил бы. Ну, толкнули… ну, подразнили… ну, не приняли в игру… С кем не бывает? Сейчас не приняли, а через полчаса примут. Две минуты назад тебя толкнули, а еще через две минуты ты кинешься куда-то стремглав и тоже нечаянно толкнешь кого-нибудь… Детские обиды обычно нестойки и быстро улетучиваются. Сплошь и рядом вчерашний враг становится лучшим другом и наоборот.
Но когда на обиде фиксируются взрослые, она приобретает качественно иной статус, как бы получает официальное признание. А ведь некоторые родители не просто заостряют внимание ребенка на пустяковых обидах. Они еще и припечатывают их страшным словом «унижение». Помню, одна мама в получасовой беседе раз десять повторила, что ее мальчика в школе «унижают». А имелось в виду всего-то навсего, что учительница при ребятах делала ему замечания и, наконец, отсадила его за отдельную парту, поскольку он егозил, отвлекая соседей.
Нет, конечно, бывает и настоящее унижение, когда «крутые» одноклассники или жестокие учителя действительно травят неугодного. Но нередко взрослые раздувают из мухи слона, и этим только вредят своему ребенку, поскольку вместе с «мухой» (пустяковой обидой) раздувается его самолюбие. А раздутое, гипертрофированное самолюбие мешает человеку нормально строить отношения с окружающими. Он во всем выискивает подвох, вспыхивает, как спичка, при малейшем неосторожном слове, сказанном в его адрес. Понаблюдайте за людьми, которые зафиксированы на отстаивании собственного достоинства. Много ли у них друзей? Любят ли однокашники, соседи, сослуживцы затевать с ними какие-нибудь совместные дела или стараются держаться от них подальше? В крайнем, уже клиническом варианте, такие люди обижены на весь мир. Все вокруг плохие, только они одни хорошие. В результате такой человек никому не желает помогать, никому не сочувствует, всех осуждает и при этом считает себя самым несчастным несправедливо обойденным судьбой.
Обида вообще очень плохое, вредное чувство. Она разъедает душу, пробуждает в ней злость, зависть, ненависть. Вы можете себе представить обиженным преподобного Сергия Радонежского или любого другого святого? А их что, никогда не обижали? — Наоборот, обижали и еще как! Многих даже замучили до смерти. Неужели святые не обижались потому, что у них не было чувства собственного достоинства и их можно было заставить как угодно унизиться, полностью покориться чужой воле? Но тогда почему их не могли заставить воровать, убивать, развратничать, поклоняться чужим богам? Даже просто снять крест — и то заставить не могли.
Значит, можно в каких-то случаях не отвечать ударом на удар и при этом не быть трусом? Но тогда в каких? — Наша культура, насквозь проникнутая православным духом, учит нас прощать личные обиды, но при этом не бояться встать на защиту других. В России не принято было соблюдать принцип «око за око, зуб за зуб». Здесь это считалось неблагородным. Поверженным врагам не мстили.
Конечно, нельзя требовать от обычного человека, и тем более от ребенка, стойкости святых и героев. Но если не настраивать детей на благородную волну, из них не удастся воспитать по-настоящему смелых людей.
Слова и образы
Сами посудите, что подспудно сообщает ребенку взрослый, внушая ему мысль о «жестокости мира» и необходимости «пробиваться с боем»? — Ребенок начинает чувствовать себя во вражьем стане. А поскольку мир большой, а ребенок маленький, он не чувствует и не может чувствовать в себе сил победить весь мир. Поэтому у одних детей развиваются страхи, а у других — агрессивность, в глубине которой скрывается все тот же страх.
Для нормального развития ребенку совершенно необходимо верить, что мир добр. Да, в нем могут встречаться отдельные вкрапления зла, но именно вкрапления, редкие и непременно побеждаемые добром. Иначе страх парализует ребенка, затормозит его интеллектуальное и эмоциональное развитие. Недаром даже дети, пережившие сущий ад: войну, стихийные бедствия, утрату близких, — подсознательно стремятся забыть, вытеснить кошмарные переживания. И действительно, очень многое со временем забывают, переключаясь на более радостные, светлые впечатления. Иначе у них не будет сил жить.
А тут не кто-нибудь, а собственные родители, чье слово весит для маленького ребенка гораздо больше слов всех остальных людей, выбивают из-под него опору, подрывают его представления о доброте и справедливости окружающего мира. Вместо того, чтобы защитить сына от обидчиков, отец, с одной стороны, нагнетает в нем страхи, а с другой, лишает малыша самоуважения, называя его слюнтяем. После этого довольно наивно ждать каких-либо положительных сдвигов в поведении робкого ребенка.
Защищать, пока не сможет защитить себя сам
Защищать детей нужно обязательно! Конечно, не стоит уподобляться склочникам, которые по любому поводу бегут «качать права» в школу, садик, во двор. Но оставлять ребенка беззащитным (да еще попрекать его тем, что он не может постоять за себя сам!) взрослые просто не имеют права. Ведь это самое натуральное предательство.
Поверьте, если бы ребенок мог расправиться с обидчиками без посторонних, он бы с удовольствием это сделал. Никому не хочется чувствовать себя слабаком и трусом. Как только он соберется с силами, ваша помощь станет ему не нужна. А пока этого не произошло, долг родителей — обеспечивать ему надежную защиту.
В конце концов, мы ведь тоже не всегда справляемся со своими обидчиками сами, а в каких-то случаях прибегаем к помощи милиции. Как бы вы посмотрели на милиционеров, которые на просьбу защитить вас от распоясавшихся бандитов, ответили бы:
— А кулаки у вас на что? Сами защищайтесь, как можете. Человек должен уметь сам за себя постоять.
Вам кажется неправомерным сравнивать маленьких распоясавшихся хулиганов с большими? Но ваш ребенок-то тоже маленький. И для него Петька с Колькой, терроризирующие двор, такие же страшные, как для вас — настоящие террористы.
Изъять из травмирующей среды
Если, сына или дочь регулярно обижают в детском садике, необходимо поговорить с воспитательницами. Сперва, конечно, лучше по-хорошему (оно всегда предпочтительней). А не получится — тогда и по-плохому. Помните: администрация детского учреждения, которое посещает ваш ребенок, по закону отвечает за его физическое и психическое здоровье. Поэтому воспитатели обязаны следить за психологическим климатом в группе, унимать драчунов, не позволять одним детям дразнить других.
Вы скажете: «Да сейчас все дети ужасно агрессивные. Везде одно и то же, везде дерутся».
Позволю себе с вами не согласиться. Все зависит от взрослых. Если взрослые дают детям распоясываться, те, разумеется, будут стоять на голове. Если нет, то любые, даже самые невоспитанные — мальчишки, в конце концов, научатся обходиться без драк и оскорблений.
К нам на занятия часто приходят заикающиеся мальчики и девочки, но другие ребята никогда их не дразнят. Почему? Разве дети со сложностями поведения проявляют большую чуткость и благородство? — Нет, конечно. Наоборот, они чаще задираются, меньше сочувствуют друг другу. Просто мы не позволяем им дразниться. В самом начале, при первом же поползновении, детям дается понять, что такое поведение тут не пройдет. И проблем не бывает. А если бы мы в первый, второй, третий раз пропустили бы дразнилки мимо ушей, забияки решили бы, что мы даем им отмашку. И не преминули бы этим воспользоваться.
Два садика или две школы, расположенные через дорогу друг от друга, могут отличаться, как небо и земля. В «нулевке» мой младший сын попал в обстановку постоянных драк. Первое время он вообще не понимал, что происходит. В классе отчаянно дрались не только мальчики, но и девочки. Придя как-то за Феликсом, я увидела в раздевалке сцену из боевика. Толстая девчонка приемами карате загнала какого-то, тоже довольно упитанного мальчика в угол и грозно размахивала ногой перед его носом. Мальчишка в ужасе вжимался в стену. Воспитательница, которой все это было прекрасно видно, невозмутимо беседовала с нянечкой.
Потом мне было сказано, что ребенок у меня какой-то не такой, малообщительный, чуть ли не аутичный: все дерутся — а он книжку читает.
— Да вы радоваться должны, что у вас хотя бы один человек не дерется, — возмутилась я.
— Нет, — неодобрительно нахмурилась «педагог». —Bce равно это непорядок. Другие дети разряжаются, энергию сбрасывают, а ваш в сторонке сидит.
Признаться, мы были в затруднении. Школа вроде бы была на хорошем счету, и тут вдруг — такое. По вечерам сын твердил, что больше туда не пойдет, потому что там все дураки и бойцовые петухи. И хотя его не обижали (муж строго поговорил с забияками и их родителями), ему все равно было там ужасно неуютно. Феликс с детства был очень общительным, хорошо ладил с детьми разных возрастов, но к «общению» посредством кулаков как-то не привык. А у одноклассников это действительно была такая форма общения. Поняв, что на учителей рассчитывать не приходится, и, будучи еще морально не готовы сменить школу, мы ломали голову в поисках выхода. Неожиданно выход нашел сам ребенок. Собственно говоря, он сделал то, что вообще-то должны были сделать умные педагоги: превратил драку в игру. От отчаяния людям порой приходят в голову гениальные мысли. В какой-то момент, не в силах больше выносить тупость этих каждодневных побоищ, Феликс предложил:— Давайте вы будете боксеры на ринге, а я — рефери.
Они опешили и… согласились. Игра понравилась. Феликс повеселел, хотя школу по-прежнему ненавидел.
Потом мы все-таки перевели его в другую. И хотя она находится в двух остановках от предыдущей, порядки тут диаметрально противоположные. В этой новой школе ценится, когда ребенок любит читать. А еще тут никто ни с кем не дерется.
— Попробовали бы у нас кто-нибудь затеять драку! Сразу же отправился бы в кабинет к завучу, — усмехается Феликс. А завуч, между прочим, очень миловидная, интеллигентная женщина. Совсем не держиморда. Но драться не позволяет.
А если травят везде?
Зачастую бывает достаточно сменить сад или школу, и вопрос, как защититься от обидчиков, снимается сам собой. Но если ребенок везде, куда бы ни попадал, оказывается жертвой драчунов, значит, дело не только в коллективе. Скорее всего, в нем самом есть нечто, провоцирующее обидчиков.
Родители склонны считать, что он всех боится, а дети, как собаки, чуют запах страха. И, естественно, атакуют слабого. По моим наблюдениям, это не так. Слабых, но тихих, неконфликтных детей обычно не обижают. Устойчивую агрессию провоцируют «занозистые» дети. Такие, которые сами задираются, а потом бегут жаловаться. И учить их надо не столько давать сдачи, сколько ладить с окружающими: не завидовать, не обижаться, не претендовать на постоянное лидерство, относиться к ребятам доброжелательно, не ехидничать и т. п.
Как раз сейчас, когда я пишу эту книгу, мы с Ириной Медведевой работаем с четырнадцатилетним мальчиком, у которого именно такой, можно сказать, классический рисунок поведения. На первую консультацию мама пришла без него, и когда мы потом увидели Андрея на занятии, у нас сложилось впечатление, что речь шла совершенно о другом человеке. В описании мамы Андрей был невинной жертвой, затравленной одноклассниками и абсолютно не умеющей постоять за себя. На занятиях же перед нашими глазами разворачивалась совсем иная картина. Да, Андрей действительно не был храбрецом. Он легко пасовал и, как улитка, прятался в свою раковину. Даже голову в плечи вжимал, чтобы казаться меньше и незаметней. Но, чуть осмелев, эта «невинная жертва» начала, будто репей, цепляться к ребятам. В прищуренных глазках загорелись недобрые огоньки, и он принялся с азартом подкалывать, подначивать, изводить ребят, безошибочно выбрав из них самых уязвимых. Развернуться в полную мощь мы ему, конечно, не дали, но ребятам и увиденного хватило, чтобы на него ополчиться.
Все было как на ладони. Оставалось самое трудное: изменить стереотипы Андрюшиного поведения и его взаимоотношения с детьми. Не буду подробно описывать ход нашей работы, это тема отдельного разговора. Скажу только, что мы, во-первых, много сделали, чтобы помочь мальчику раскрепоститься. Он действительно был очень зажат, не верил в свои силы. А с другой стороны, нам пришлось приложить немало усилий к тому, чтобы изменить в лучшую сторону его отношение к людям. Мамин взгляд на сына как на жертву несправедливости сослужил ему очень дурную службу. За свои четырнадцать лет Андрюша успел увериться в том, что он самый несчастный человек на свете. А раз так, то с какой стати ему кого-то жалеть, кому-то сочувствовать?
Пока наша работа еще не закончена. Андрей распрямился, лицо его просветлело, глаза уже не похожи на щелочки и смотрят не зло, хотя и немного настороженно. С ребятами у него перемирие, однако, в компанию его приглашать не торопятся. Ему еще многое предстоит понять, чтобы окончательно изжить в себе комплекс жертвы.
Победа над страхом
Но как же все-таки побороть страх перед обидчиками? Ведь одно дело, когда человек не дает сдачи из благородства, а другое — когда он просто трусит. Трусость, конечно, надо преодолевать.
Мой опыт общения с детьми показывает, что страх преодолевается легче, если ребенок дает отпор врагу не ради себя самого, а защищая кого-то слабого. Это более действенный стимул, поскольку чувство сострадания заглушает страх. Ребенок отвлекается от своих переживаний, и ему становится легче преодолеть себя. Работая по нашей методике, мы сначала даем детям возможность пережить победу над обидчиком в театральных этюдах. Проигрывая их, ребенок учится оказывать сопротивление нападающим, и эта мысленная тренировка затем пригождается ему в жизни. Чаще всего, повторяю, он защищает в этюдах не самого себя, а какого-нибудь малыша, новенького, впервые пришедшего в детский сад, или девочку, которую обижают озорные мальчишки. Однако затем мы все равно выводим ребенка на мирное разрешение конфликта, стараемся постепенно пробудить в нем симпатию, интерес, и, главное, жалость к противнику.
Жалость — вообще самое надежное оружие в борьбе со страхом. Невозможно бояться тех, кого ты жалеешь. Ведь для того, чтобы пожалеть, надо почувствовать себя очень сильным. Люди жалеют только более слабых, более уязвимых. Именно поэтому нам порой бывает так трудно пожалеть и простить своих родителей: даже старенькие и немощные, они по-прежнему имеют над нами власть, кажутся нам сильнее нас. Именно поэтому Христос жалел всех, даже тех, кто Его распинал. Он был духовно самым сильным Человеком на земле, Богочеловеком.
Так что если вы хотите, чтобы ребенок умел давать отпор обидчикам, развивайте в нем чувство сострадания. Это гораздо важнее, чем учить его чуть что — сразу бить промеж глаз.
Хотя приемы борьбы тоже не мешает освоить. Только не дошколятам. Они все равно еще неспособны к настоящей самообороне, и занятие ушу и проч. лишь подогреет в них агрессивность. А вот в подростковом возрасте — это уже насущная необходимость. Мало ли в какую переделку может попасть парень? Мы же не будем водить его всю жизнь за руку.
И вот тут-то, по-моему, наблюдается сильный перекос. Детской самообороной больше всего озабочены родители дошкольников и младших школьников. А к старшему школьному возрасту острота проблемы вроде бы сглаживается: ребята мало-помалу отучаются решать споры кулаками, обиженные перестают жаловаться, и родителям кажется, что все утряслось.
Но в действительности коллизия углубляется. Именно в подростковом возрасте, когда ребенок психологически дозревает до преодоления своей трусости (и даже жаждет испытать себя, доказать всем, что он не слабак), взрослые начинают усиленно сеять в нем страхи, запугивая его армией. В результате многие парни боятся ее, как огня. Наркоманами стать не боятся (и становятся!), а попасть в армию — боятся. Хотя наркоманов погибает гораздо больше, чем солдат.
Получается, что в том возрасте, когда многие дети еще физически и психологически не способны себя защитить, мы не защищаем их, говоря, что они должны это делать сами. Когда же они становятся готовы к самостоятельным действиям, снова лишаем их способности к сопротивлению, не давая им необходимых умений и навыков. Но как можно серьезно говорить о том, что юноша способен постоять за себя, если он даже стрелять не умеет? Ведь взрослая жизнь порой и впрямь бывает жесткой. Это не детский сад, где отделаешься максимум парой синяков.
Мой отец вспоминает, как они с мамой в юности были в почвенной экспедиции в Туве. Там, куда в большом количестве ссылали зэков. И вот однажды возле дома, где жили отец с матерью, раздался подозрительный шум. Выглянув в окно, папа увидел несколько человек, внешность и повадки которых явно не предвещали ничего хорошего. Обрывки доносившихся фраз подтвердили его подозрения. Бывшие зэки решили грабануть москвичей, рассчитывая, что «городские» отпора не дадут.
— Их было человек семь, — говорит отец, — а я один, остальные женщины. Что мне оставалось делать? Я схватил ружье, висевшее на стене, выбежал на крыльцо и выстрелил в воздух.
Любителей чужого добра как ветром сдуло. Второго залпа они предпочли не дожидаться.
Неужели кто-то думает, что сейчас у нас обстановка спокойней, чем в середине пятидесятых? А ведь для того, чтобы выскочить на крыльцо с ружьем, нужно, как минимум, знать, где у ружья курок. Знать не понаслышке, не в «компьютерном варианте». Ну и, конечно, руки от страха дрожать не должны.