Официальный сайт Балашовской Епархии
Балашовская епархия
По благословению епископа Балашовского и Ртищевского Тарасия

Свидетель веры. Преподобномученик Феодор Балашовский

0706_feod_3_copyВ дни празднования Собора Саратовских святых, мы вспоминаем людей причастных к подвигу мученичества, пострадавших на Саратовской земле. У жителей города Балашова особым молитвенным почитанием отличается преподобномученик Феодор Балашовский.

 

 

Святой преподобномученик Феодор родился 26 декабря 1905 года в Тегеране в семье русского консула в Персии Павла Георгиевича Богоявленского и при Святом Крещении был наречен Олегом. 19 января 1911 года Павел Георгиевич был убит персами, и его жена Ольга Петровна с тремя малыми детьми вернулась в Санкт-Петербург. Олег начал учиться в ремесленном училище. После революции семья осталась без средств к существованию.
Выйти из этого бедственного положения им помог брат Ольги Петровны, профессор Александр Петрович Нечаев. В 1920 году ему предложили занять должность ректора института в Саратове, куда он взял и семью сестры. В 1921 году голод начался и в Саратове, и Ольга Петровна поменяла все свои вещи на ржаную муку. Олегу удалось поступить на работу, и он стал получать паек, что явилось значительной поддержкой для семьи. Но это продолжалось недолго, он заболел суставным ревматизмом, и работу пришлось оставить. Это было время, когда голод в Саратове достиг разгара, и на улицах лежали трупы умерших.
В 1921 году Александра Петровича перевели в Москву, а семья Ольги Петровны еще некоторое время оставалась в Саратове, где существовала на скудный паек, получаемый ею за преподавание музыки в школе, который состоял из небольшого количества растительного масла, большей частью льняного, конины и патоки вместо сахара.
В 1922 году по приглашению Александра Петровича они выехали в Москву, и Ольга Петровна устроилась преподавателем музыки в средней школе. Они получили комнату. Жили более чем скромно. В Москве Олег окончил курсы по подготовке в высшее учебное заведение и в 1923 году поступил на медицинский факультет Московского университета. Но занятий в университете и литературном кружке оказалось для него недостаточно, он искал, чем послужить людям, и стал принимать самое активное участие в борьбе с беспризорностью. Ольга Петровна очень беспокоилась за него, но, будучи сама человеком глубоко религиозным, не могла противиться христианскому подвигу сына. Она воспитывала детей в покорности воле Божией. «Что бы ни случилось, — говорила она детям, — никогда не забывайте, что на все воля Божия». С детства она приучила их ходить в храм. Олег с сестрой Ольгой пели на клиросе храма в честь Грузинской иконы Божией Матери, где настоятелем был будущий новомученик протоиерей Сергий Голощапов (†1937, память 7/20 декабря), а младший брат Георгий был чтецом и прислуживал в алтаре.
В 1926 году Ольга Петровна тяжело заболела. Олегу пришлось уйти с 4-го курса университета и поступить на работу делопроизводителем в Народный комиссариат просвещения. В 1927 году Ольга Петровна скончалась. В том же году Олега взяли на военную службу. Он был зачислен в полк связи. Служа в армии, Олег не скрывал своей веры и христианских убеждений, и это было замечено начальством. Его посадили на пять суток на гауптвахту. Оканчивал он службу в санитарном отделе Московского военного округа.
По возвращении из армии Олег стал посещать Высокопетровский монастырь, настоятелем которого был в то время архиепископ Варфоломей (Ремов; †1935). Владыка благословил Олега обращаться для руководства в духовной жизни к архимандриту Никите (Курочкину), насельнику Зосимовой пустыни, человеку, приобретшему долгим подвигом истинное смирение и любовь к людям. Летом 1929 года храм в Петровском монастыре был закрыт, и монахи перешли в храм преподобного Сергия на Большой Дмитровке. С переходом монашеской братии в приходской храм богослужения в нем стали совершаться по монастырскому уставу. Здесь Олег принял твердое решение — всю жизнь свою посвятить только Господу, не разделяя и не смешивая своих душевных устремлений ни с чем земным, встать на путь монашеского подвига и идти по нему до самой смерти.
4 ноября 1930 года он принял монашеский постриг с именем Феодор в честь преподобного Феодора Студита и вскоре был рукоположен в сан иеродиакона ко храму преподобного Сергия.
28 марта 1933 года иеродиакон Феодор был арестован. Поводом к аресту послужил донос о том, что при храме преподобного Сергия созданы нелегальный монастырь и Духовная академия. Всего по этому делу было арестовано двадцать четыре человека — священнослужители и миряне.

 

0706_feod_2_copy_copy

В начале апреля следствие было закончено, и 27 апреля 1933 года Особое совещание при коллегии ОГПУ приговорило иеродиакона Феодора к трем годам заключения в исправительно-трудовом лагере в Новосибирске. Его отправили этапом уже 7 мая.
Перед этим позволили повидаться с сестрой. Он вышел к ней радостный и бодрый. Благодать Божия давала силы быть стойким и мудрым; узы, которые пришлось переносить ради Христа, не были омрачены малодушием и тем более предательством и устрояли мирное состояние духа.
В мае 1934 года он был отправлен во Владивосток, в 1-е отделение Дальлага. Во время посадки заключенных на пароход у отца Феодора отнялись ноги. Несмотря на жесточайшие побои, он не смог встать, и конвой вызвал врача. Осмотрев его, доктор убедился, что перед ним действительно больной, которому нужна неотложная помощь.
Впоследствии врач выяснил, что попавший к нему заключенный имеет незаконченное медицинское образование, и взял его к себе помощником. Иеродиакону Феодору пришлось ассистировать более чем при ста операциях, удалять зубы и даже принимать роды, так как в лагере, кроме врача и него, медицинского персонала не было. Желая как можно больше принести пользы страждущим, он явился для них врачом не только телесным, но и духовным, укрепляя словом больных и умирающих.
Иеродиакон Феодор вернулся из лагеря, пробыв там полных три года. Первое время он жил в Егорьевске, а затем переехал в Тверь.
При освобождении отца Феодора из заключения врач приложил к документам ходатайство о предоставлении ему возможности закончить медицинское образование. Нужно было решить вопрос: стать врачевателем телесным или идти дальше по тесному и скорбному пути священноинока, который в то время неизбежно вел на Голгофу. Сестра его Ольга стала молиться перед Казанской иконой Божией Матери, которой благословила их мать, и вдруг словно ясно услышала голос: «Вземшийся за орало, да не зрит вспять». Она повторила эти слова вслух. Отец Феодор внимательно выслушал их и, кротко улыбнувшись, сказал: «Спасибо тебе, одна только ты меня поддержала, мне так это было нужно».
После этого он уже не сомневался в выборе пути и пошел в Патриархию, заявив, что хочет служить и принять священство. Священноначалие направило его иеродиаконом в большое село Амельфино Волоколамского района Московской области в помощь старому протоиерею. Однако вскоре пожилой священник был сослан, а храм закрыт. Отец Феодор почти до самого своего ареста материально поддерживал матушку арестованного собрата.
12 мая 1937 года отошел ко Господу духовник и наставник отца Феодора архимандрит Никита, служивший в храме села Ивановского неподалеку от Волоколамска. Смерть духовника стала большой потерей для иеродиакона, и он говорил: «Я готов еще раз пережить заключение, лишь бы был жив батюшка».
Прихожане храма в селе Ивановском предложили отцу Феодору занять место почившего священника, на что он дал свое согласие. После этого он и председатель церковного совета отправились в Москву с ходатайством о рукоположении иеродиакона Феодора в сан священника ко храму мученика Иоанна Воина в селе Ивановском.
Ходатайство было удовлетворено. Рукоположение в храме в честь святых апостолов Петра и Павла на Преображенской площади в Москве совершил архиепископ Сергий (Воскресенский; †1944). Первую свою службу иеромонах Феодор совершил на сороковой день после кончины архимандрита Никиты.
С великой ревностью и самоотверженностью исполнял отец Феодор свои пастырские обязанности. Когда нужно было причастить больного, он отправлялся из дома в любую погоду — в дождь, в сильный мороз и в распутицу, идя по топкой от грязи дороге. Денег за требы он не брал, а когда видел нищету, то сам по мере возможности старался помочь. Своими трудами и милосердием он стяжал любовь всех своих прихожан.
В это время власти закрывали храмы, требуя уплаты непосильных налогов. Если священник не мог заплатить, то власти лишали его регистрации, а значит, и возможности служить, а храм закрывали. Так произошло и с иеромонахом Феодором. Он не смог уплатить налог, и храм в селе Ивановском был закрыт. Тогда староста Троицкого храма в селе Язвище, Мария Васильевна, продала корову и лошадь и уплатила налог за священника. Он снова стал служить, но уже в селе Язвище, где незадолго до этого был арестован настоятель храма — новомученик протоиерей Владимир Медведюк (†1937, память 20 ноября / 3 декабря).
Иеромонах Феодор прослужил здесь около года, так же ревностно исполняя свои пастырские обязанности. В декабре 1940 года власти потребовали от него собрать и уплатить явно завышенную сумму налога. Средств у священника не было, и дело передали в суд, куда он был вскоре вызван и где его встретили представители властей, предложившие стать осведомителем.
Выслушав предложение, отец Феодор встал во весь свой высокий рост и ответил: «Я не воспитан доносчиком!»
Отцу Феодору был выдан паспорт с пометкой, запрещающей ему проживание в Московской области как человеку, отбывавшему срок в исправительно-трудовых лагерях.
Подвижник уехал в село Завидово Тверской области, а затем тайно переехал в Востряково к сестре. Он поселился в маленькой комнате, ставшей его кельей. Уезжая в Москву на несколько дней, сестра оставляла ему продукты и вешала на наружную дверь замок. В тишине и уединении батюшка сурово постился и много молился, готовясь к смерти.
В самый день начала войны, 22 июня 1941 года, власти выписали ордер на арест иеромонаха Феодора, однако долго не могли его найти. Арест состоялся только 8 июля. На следующий день начались изнурительные допросы.

0706_feod_3

 

 

Следствие велось сначала в Москве, а затем, когда немцы стали стремительно приближаться к столице, иеромонах Феодор в конце июля 1941 года был перевезен в Саратов. В течение долгого времени его ежесуточно вызывали на допросы ночью, не давали спать и беспощадно подвергали мучениям. От него требовали, чтобы он назвал всех своих духовных детей и тех, с которыми близко общался. Понимая, какой вред это может им нанести, отец Феодор отказался называть их имена.
— Вам предъявлено обвинение в том, что вы, находясь на нелегальном положении, являлись одним из руководителей контрреволюционной организации церковников и проводили антисоветскую пораженческую агитацию. Вы признаете себя в этом виновным? — спросил следователь.
— В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, так как выдвинутое мне обвинение является необоснованным, — ответил священник.
8 сентября закончился отведенный законом срок следствия, и следователи испросили у прокурора разрешение на его продление, мотивируя это тем, что «по делу необходимы дополнительные допросы арестованного с целью вскрытия его антисоветской работы и связей». Затем допросы с применением пыток возобновились.
Однако за время, дополнительно отведенное для продолжения следствия, от исповедника так ничего и не удалось добиться. Следствие по делу иеромонаха Феодора продолжалось около двух лет. К февралю 1943 года благодаря его стойкости были освобождены все, кто привлекался по делу вместе с ним, и у кого он останавливался, бывая в Москве.
В начале июня затянувшееся следствие было закончено, и 26 июня Особое совещание при НКВД постановило приговорить иеромонаха Феодора к пяти годам ссылки в Красноярский край. После приговора священника перевели из Саратова в город Балашов.
Суровые условия длительного тюремного заключения и пытки сокрушили его здоровье. Преподобномученик скончался в тюрьме города Балашова 19 июля 1943 года и был погребен в безвестной братской могиле в окрестностях города. Точное место его погребения осталось неизвестным. 20 августа 2000 года, по завершении Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, священноинок Феодор (Богоявленский) был причислен к лику святых для общецерковного почитания в Соборе новомучеников и исповедников Российских.
Письмо монаху Сергию (Савельеву)
Владивосток, 8 октября 1934 г.

Дорогой мой брат и все родные! Поздравляю вас всех с сегодняшним радостным днем, который мне так же дорог, как и вам. Новые обстоятельства моей жизни уничтожили много внешних и внутренних препятствий к нашему общению, и это общение теперь могло бы проявиться во всей возможной при данных условиях полноте.
С какою радостью я получал и читал письма родных, в которых находил все новые пути, связующие нас. Я видел, что эти годы, когда мы росли вдали друг от друга, возрастили в нас одни и те же плоды, потому что почва и семена были одни и те же. Я понимал, что любовь к семье, чудесно укрепляющая жизнь, — выражение высшей и большей любви, соединяющей всех верующих в одну семью — святую Церковь. Если бы не любовь к Богу рождала любовь к семье и друг другу, то мертва была бы семья и взаимная любовь.
Теперь, каково же мое место в этом? Могу ли я быть членом вашей семьи, связав себя с другой семьей самым неразрывным образом 24 ноября 1930 года?..
14 октября. Поздравляю вас с праздником и продолжаю свое письмо, которое мне тоже не сразу дается. Меня затрудняет не боязнь написать что-нибудь лишнее, а стремление высказаться как можно проще и откровеннее.
Итак, когда я увидел, что жизнь Олюни (сестры о. Сергия — ред. сайта) в семье не оправдана и не содействует ее внутреннему росту, а, скорее, задерживает его, и когда она сообщила мне о своем не решении, а уже уходе из семьи, тогда я принял это как неизбежный в данный момент положительный вывод из всей жизни последних лет. Мне было ясно, что в условиях ее жизни в семье ее внутренний кризис не находит разрешения, и в то же время я знал, что «петровские» условия могут очень помочь ей, и я совершенно искренне, по-братски, написал это вам, имея в виду прежде всего душевную пользу Олюни, с одной стороны, и всей семьи в целом — с другой.
Я был очень удивлен и огорчен, что не получил тогда никакого отклика на то письмо, которое не могло остаться безразличным для родных, но я объяснял ваше молчание неполучением вами того письма и никак не полагал, что вы могли отнестись к нему так, как показало твое письмо. Конечно, можно возразить, что тут дело идет о самом существенном, а именно о любви и верности семье, но повторяю, что семью я понимаю как жизненное выражение нашей веры, и если она для кого-нибудь из нас перестанет им быть, то весь смысл ее для него пропадет. Правда, меня можно упрекнуть в том, что я не верю в силу любви родных. Да, это, пожалуй, верно…
А теперь, если время для нашего плодотворного общения еще не наступило, будем молиться и трудиться раздельно. Для меня одна лишь память о вас служит постоянным источником радости и ободрения. Да хранит вас Господь.
{mospagebreak title=Письмо святого Феодора из ссылки Ольге Савельевой}

Письмо Ольге Савельевой
27 февраля 1935 г.

Сейчас, сидя в тишине больничной ночи, нарушаемой иногда стоном больного или шумом проходящего невдалеке поезда, я мысленно прохожу последние годы. Да, много приобретено доброго, но много и растрачено, особенно за последнее время.
С одной стороны — петровская школа, начало проникновения в службу, в режим и строй монашеской жизни. Затем — масса новых впечатлений от жизни в совсем других условиях. Свобода от уз монашеской дисциплины и, как следствие этого, — рост страстей.
К этому надо прибавить стремление облегчить себе жизнь, все большее погружение в повседневные заботы, увлечение медициной, и над всем этим — сознание полного несоответствия своей жизни со своим званием и недостаток решимости и умения это изменить. Но несмотря на это, в общем, — бодрость и радостно-спокойное состояние, которое всегда отношу за счет молитв своих близких.
Вот, родная, что написалось мне в этот раз. Да хранит вас Господь и Его Пречистая Матерь. Приветствую всех, как люблю.
{mospagebreak title=Письмо святого Феодора из ссылки родственникам (?)}

Письмо родственникам (?)
Тверь, 11 апреля 1936 г.

Родные мои. Поздравляю вас всех с наступающим Светлым Праздником и желаю встретить его в духовной радости и единении. Я, слава Богу, провел это время как нельзя более мирно и содержательно, чем вполне был вознагражден за лишения прошлых лет.
За время поста много передумал, и как-то впервые по приезде сюда совершенно спокойно, не будучи отвлекаем ничем посторонним. Теперь моя жизнь и перспективы на будущее явились в новом свете. Но об этом поподробнее, если Бог благословит, побеседуем по моем приезде в Москву. Я предполагаю к вам выехать в ближайшие дни.