Отошла ко Господу старейшая прихожанка Сретенского храма Саратова
13 ноября по Благословению Митрополита Саратовского и Вольского Лонгина Епископ Балашовский и Ртищевский Тарасий возглавил заупокойную Литургию в храме в честь Сретения Господня города Саратова. По окончании Литургии Владыка совершил отпевание старейшей прихожанки Сретенского храма Марии Яковлевны Климовой. Она отошла ко Господу 11 ноября в возрасте 92 лет. Ее похоронили на Елшанском кладбище Саратова.
Баба Маша, как ее обычно называли, много лет самоотверженно трудилась на благо храма с самого его основания.
В 2007 году Мария Яковлевна, несмотря на свой возраст, вместе с настоятелем храма, нынешним Владыкой Тарасием, тогда — игуменом, и еще несколькими энтузиастами пришли на большой, заваленный мусором пустырь и принялась за казавшуюся неподъемной работу. Они своими силами расчистили Территорию для строительства. При храме появилось немалое крестьянское хозяйство, которое на протяжении нескольких лет вела баба Маша: козы, куры, утки, кролики – всякую душу живую Мария Яковлевна холила и лелеяла, при этом неотлучно находясь в храме.
Такой вере, которая была у бабы Маши, можно только позавидовать. По-доброму. А еще – можно поразиться той жизни, которую Мария Климова прожила… Два года назад, в канун своего 90-летия, она рассказывала нашей газете о себе. Сегодня мы хотим напомнить о бабе Маше – ее же словами, простыми и бесхитростными, но очень важными.
Знакомство с Владыкой Тарасием
С отцом Тарасием мы еще в Никольском храме на Елшанском кладбище познакомились — там батюшка раньше служил. Пешком, бывало, приду пораньше, возьму лопату — снег расчищу… Потом служба. Я тогда сильно болела, операцию пришлось сделать: опухоль головного мозга у меня была. Ничего, живая осталась — спасибо батюшке за молитвы. Потом вслед за отцом Тарасием сюда вот пришла. Тут ведь целина была — пусто. Я из дома канистры с водой таскала. Обед сготовлю у себя, сюда принесу, расстелем одеяльце прямо на земле — покушаем. А что делать? Теперь каждый год огород здесь сажаю: клубнику, картошку, овощи. Сами кормимся, да еще храм Рождества кормим — отец Тарасий ведь и его поднимает!
Я об отце Тарасии без слез говорить не могу — два храма на нем! Легко ли ему? Сюда приедет — переоденется и за работу: и косит, и копает, и за животными доглядит, если нужно. Я недавно снова тяжело болела — он очень обо мне заботился, причащал. Все прихожане за меня молились — и вот я снова на ногах. Дети мне говорят: «Мама, сколько же можно, когда же ты отдохнешь? Раньше о нас заботилась, о внуках, а теперь мы уже твердо на ногах стоим — сами дедушки и бабушки. Побудь с нами, поживи для себя!». А я разве могу отца Тарасия оставить? Нет уж, я теперь от него никуда. Этот храм — моя жизнь. Приду сюда — прямо летаю, а домой вернусь, сяду — ничего делать не хочу.
Иногда мы с батюшкой сядем чайку попить, он мне про свою жизнь рассказывает, а потом просит: «Теперь ты, баба Маша, что-нибудь расскажи». А я ему : «У меня жизнь — ни в сказке сказать, ни пером описать! Вот какая у меня жизнь!».
Детство
Я говорить непривычная, больше работать люблю. С детства никакой работы не боялась — нас ведь мама шестерых одна подняла. Отец умер, когда мне два с половиной года было. Мама моя очень верующая была, хоть и неграмотная. Нас строго в вере воспитывала, всех до ума довела. Она 84 года прожила, а умерла на второй день Пасхи. Храм в нашем селе Оркино Петровского района был разрушен, так мы пешком в Саратов ходили в Троицкий собор. Зимой возьмем саночки, молока наморозим, масла — и 60 километров пешком! В Саратове продадим все это и в храм идем… Крест все носили, не скрывали.
Семья
Жених мой, Ваня, тоже очень верующий был. Я его всю войну ждала: окопы рыла, работала на тракторе, комбайне, а он Москву защищал. Дождались Победы и в 45-м и поженились. В Саратове в Троицком соборе и повенчались. Жених-то мой сиротой был, так моя мамочка все расходы на себя взяла. Жаль, фотоаппаратов тогда у нас не было. Все дивились на нас: какая красивая мы были пара! Когда под венец шли, на меня черный платок надели, а когда жених за руку взял — накинули алый, шелковый. Кольца даже были — у барахольщика выменяли.
В 50-м году переехали в Саратов, уже с двумя детьми. Брат мужу помог на работу устроиться. Жили все в маленькой однокомнатной квартире: брат с семьей в комнате, а мы вчетвером на кухне. Всего у меня, как и у мамы, шестеро детей было. Правнуков — двенадцать, а вот внуков сразу и не скажу сколько…
Я всегда своих детей в храм водила, причащала, ничего не боялась. И они своей веры никогда не скрывали. Помню еще в советское время, когда крестить детей запрещали, сын, военный летчик, приехал в отпуск домой — своего сына крестить. Его батюшка в Троицком спрашивает: «А вы не боитесь? Вернетесь в часть — а вас уже уволили?». А сын отвечает: «Что будет — то будет. На все воля Божия».
Дом и храм
Все мои дети, внуки, правнуки — крещеные, венчанные. Кого-то из них уже отец Тарасий крестил, венчал. Все слушаются меня до сих пор. И все к себе жить зовут, но я теперь отсюда уж никуда. Они ко мне домой придут, а дома — никого: я в храме… Все праздники, дни рождения здесь отмечаю, и вся семья со мной. Дети у меня хорошие, и муж у меня золотой был, труженик. Я за ним, как у Христа за пазухой, 63 года прожила. И сама работала, усталости не знала — с Богом-то. Нам квартиру давали у Троицкого собора — на улице, что вдоль Волги, не помню, как называется. А мы говорим — нет, нам без скотинки никак нельзя, детей много, свой дом нужен. Получили землю в Елшанке, построились. Я, беременная, с мужем вдвоем фундамент заливала, своими руками глиной все стены обмазала. Братья, друзья помогали. Хозяйство завели: две дойные коровы у меня были, кур не счесть, овцы… Огороды у нас были, бахчи — всё сажали. А как младший в школу пошел — я на работу вышла, на завод военный. Утром корову подою, пол-литра молока выпью (и до обеда сыта!), потом детей через дорогу в школу переведу — и на работу.
***
Такая вот у меня жизнь — вся перед Богом. Я на лавочке никогда не сидела, всегда была с детьми. Где они не были — и я там никогда не бывала, где они были — там и я. Куда сыновей переводили по службе, я отпуск беру — и к ним. Дедушка дома один на хозяйстве… Ну а теперь пришла пора сказать своим детям: «Простите Христа ради, я уж тут теперь останусь. Здесь моя жизнь». Когда храм закладывали, я Владыке Лонгину и говорю: «Видно не доживу я, не войду в этот храм!». А он мне отвечает: «Живи, баб Маша, мы с тобой еще вместе сюда войдем, вот увидишь!». Так и вышло…
Подготовили Елена Гаазе,
Наталья Кацуба, Наталья Волкова.
газета Православное слово, №21(497)
ноябрь, 2013