Благочинный священник Петр Меликов. Пожар в слободе Романовке Балашовского уезда в 1869 году (Саратовские Епархиальные Ведомости. — 1869. — №13. — С.413-419)

При всесильной помощи Божией, благополуч­но окончив подвиг поста и молитвы святой и душеспасительной четыредесятницы, я с полной сердечной радостью и священным восторгом спо­добился встретить двадцать девятую Пасху Хрис­тову на поприще моего священнического служе­ния. Искреннейше благодаря Воскресшего Гос­пода за премногие и неизреченные Его ко мне милости и благодеяния, я и скромная паства моя с каким-то особенным, доселе не испытанным чувством духовной радости и утешения, празд­новали Пасху Божию, спасительную любопразднественными чинми. 

Восхитительное высокоторжественное каждод­невное Богослужение в храме Божием, хожде­ние со святыми иконами по домам прихожан, все это восторгало душу, восхищало сердце, тор­жественный, неумолкаемый от утра до вечера звон церковных колоколов довершал светоносный праздник Воскресения Христа Жизнодавца. Ве­село было на душе, радостно на сердце! Одно только беспокоило и тревожило каждого, это не­померная засуха и каждодневные сильные вет­ры, везде опасные в летнее время, в особенности в селениях!    Но вот настал и последний день Светозарного Праздника — 26 апреля 1869 г., день суббот­ний, столько же радостный и вожделенный для всего мира православного, как и все предыдущие дни великого праздника Святой Пасхи, но для нашей Романовки день невыразимо несчастный, ужасный, бедственный, помрачивший светлое торжество и сделавшийся для многих днем не­забвенным на премногие лета! Богослужение в обоих храмах Божиих отправлено по обычаю, и по обычаю православные вкусили во славу Вос­кресшего Господа праздничной трапезы, по обы­чаю продолжался веселый, торжественный звон церковный до половины первого часа пополудни и вдруг, нежданно, негаданно, из веселого и тор­жественного, превратившийся в звон набатный, потрясающий и раздирающий душу! Сердце за­мерло, душа окаменела, когда я увидел огром­ный столп дыма и пламени, взнесенный вихрем высоко, высоко в воздух! За восемь дворов от моего дома у одного крестьянина от неизвестной причины вспыхнул на гумне омет соломы. Мгно­венно вихрем подхватило пламя и понесло его по разным направлениям. Не более как в две, три минуты, все строения жилые и необитае­мые, находившиеся на базарной площади, на которой так величественно красовался велико­лепный каменный Христорождественский храм Божий, поглощены были пламенем. Спасать иму­щество и прочие пожитки не было ни времени, ни способов. Времени потому, что огненная лава при помощи бури повсюду разлилась мгновенно, а способов потому, что некуда было вынести из домов пожитки, поэтому все, что и было кем-либо выброшено на площадь, сделалось добычей беспощадного пламени. Огромная туча густого, смрадного дыма затенила свет, помрачило солн­це в ярком полуденном блеске его, сокрыло от очей наших единственное сокровище наше — храм Божий. Страшный рев бури, грозный шум рассвирепевшего пламени, треск падающих зда­ний, ржание коней, отчаянные крики и вопли несчастных жителей, застигнутых внезапной ка­рой Божией и в бессознательном состоянии ума и воли, бегущих за селение с детьми, едва отыс­канными, — все это представляло самую мрач­ную, самую ужасную картину! С час времени ра­ботала беспощадная стихия на площади, уничто­жая все до основания — солому, дерево, кирпич и железо. В величайшем страхе и испуге, почти что раздетый, успев кое-как через загоревшийся уже двор выбежать с семейством в сад, находя­щийся у меня за двором, я нашел там много моих соседей, как в месте от огня безопасном, находившемся за ветром, где и оставался с боль­ной моей женой и детьми до окончания постиг­шего нас бедствия. Так как церковь Христорождественская находилась со всех четырех сторон положительно в крайней опасности, тем более что горевшие строения на южной ее стороне при сильной буре рекой разливали на нее губитель­ное пламя, то никто и никак не мог предполагать, чтобы этот дом Божий среди огненной пу­чины остался невредимым. 

Долго мрачная туча густого, удушающего дыма скрывала церковь Божию от наблюдательного моего взора, долго не было мне о ней никакого известия. Наконец, явившийся опаленный один мой прихожанин объявил мне, что храм Божий загорелся. Недоставало к тяжкому моему при­скорбию только этой злополучной вести! В по­рыве какой-то необъяснимой отваги, оставив се­мейство свое еще не совсем вне опасности, я вознамерился пробраться на площадь, но, пробе­жав до половины моего двора, со всех сторон еще горевшего, я едва от жара и дыма не задох­нулся и с великим трудом и опасностью мог вы­бежать обратно в сад. 

Спустя некоторое время туча дыма стала по­немногу редеть, и проглянувшее солнце указало мне обитый белой жестью высокий шпиц колос­сальной колокольни и главу нашей церкви. В тяж­кой душевной горести, возблагодарив Воскрес­шего Господа от сердца сокрушенного за неожи­данное сохранение церкви Божией, я несколько успокоился, но это спокойствие было весьма не­продолжительно, потому что вскоре вновь было растерзано скорбной вестью о том, что от не­стерпимого жара, стекла в окнах церкви перело­пались, пламя ворвалось во внутренность храма, где и загорелись полы и иконостасы. Полагая невозможным всякое покушение на сохранение храма Божия и считая Святыню Божию уже сгоревшею, я вновь отважился идти к церкви и кое-как через свой двор выбежал на улицу, но далее по площади, где все пожитки, вынесенные не­счастными для сохранения от огня, горели точно также, как и в домах, идти возможности не имел и должен был с крайней для себя опасностью возвратиться обратным путем в сад против вет­ра, дышавшего нестерпимым жаром и удушаю­щим смрадом. 

Между тем всесокрушающее пламя, уничто­жив все дома и надворные построения на пло­щади, превратив в огромные горящие огненные груды все, находившиеся на базаре лавки с това­рами и все прочее базарное построение, движи­мое бурей понеслось по двум улицам и, слив­шись в необъятное море, сокрушавшее все на своем быстром пути, там уже только станови­лось, где окончилось селение, и к четырем часам пополудни, изумленному взору нашему предста­вилось огромное пустое поле, уставленное бес­численными белыми печами, как какими-то ужа­сающими привидениями. Все погибло, все унич­тожилось! Одна только, и то, как бы осиротелая и унылая, спасенная небесным Промыслом, господственно возвышалась над ужасающими раз­валинами Церковь Божия, выслушивающая и приемлющая стоны и жалобы злополучных. 

 Когда разрушающая стихия промчалась по на­правлению своему уже далеко и как только от­крылась первая возможность, я в ту же минуту отправился в церковь. Боже праведный! Кто неподивится Твоему всеблагому промышлению? Кто не порадуется великому заступлению царицы Небесной? Будучи со всех сторон и в самом не­дальнем расстоянии объят грозным пламенем от горевших строений, в особенности от громадно­го здания приходского училища и Волостного Правления, находившегося только в девяти са­женях, храм Божий остался совершенно не по­врежденным! Деревянная сторожка церковная, крытая тесом, от раскаленного жаром воздуха вспыхнула и в одну минуту превратилась в угли и пепел, в храме же Божием ни одного стекла не лопнуло ни вверху под куполом, ни внизу ее, ни в трапезной. 

Небесным охранением Матери Божией не вспыхнул от жара устроенный вокруг колоколь­ни у самого верхнего ее этажа, выкрашенный масляной краской деревянный балясник, не суж­дено было яростной стихии прикоснуться к су­хому лесу, заготовленному для ограды и лежав­шему на паперти с деревянным на ней полом с южной стороны, откуда всей свирепостью, всей неукротимой яростью угрожала верная для хра­ма опасность. Так неожиданно защитила и так милостиво сохранила Матерь Божия единствен­ное для нас, горьких, сокровище, храм Божий! 

Пришедши к церкви, я нашел наружные за­падные ее двери деревянные и внутренние же­лезные отворенными, а в самой церкви стоящий в глубоком безмолвии на коленах в умилитель­ном молитвенном положении народ, в количестве не менее пятисот человек. Кто они? Зачем они здесь? Вопрос этот мгновенно был разре­шен. 

Это были люди, не имевшие никакой надеж­ды на сохранение себя от предстоящей погибели в пламени, люди, лишенные всякой возможнос­ти спастись от неминуемой смерти, потому что им не было выхода с площади, объятой со всех сторон пламенем. Каждый из них, побуждаемый страхом и ужасом, перебегая без памяти с места на место по площади и нигде не обретая себе спасения, бессознательно вбегал в церковь, от­пертую в самом начале пожара церковным ста­ростой на случай выноса из нее Святыни, где и спасся под покровом самой Матери Божией! Среди молящегося в церкви народа, были нава­лены в узлах и разбросаны по полу разные по­житки несчастных. 

Так закончился, так канул в вечность злопо­лучный для Романовки день! Солнце скрыло лучи свои за отдаленным горизонтом, мрачная ночь одела холодным покровом своим рыдающих жителей на родных пепелищах. В короткое вре­мя лишилось крова, хлеба, имущества, прочего достояния и сделалось нищими, оставшимися безо всяких собственных на будущее время средств более трехсот семейств. В числе несчастных, зло­получных жертв состоит и все приходское духо­венство, большей частью семейное, лишившееся собственных удобных и довольно приличных жилищ и положительно всего достояния. Невыразимо тяжело для души и крайне болез­ненно для сердца воспоминание часа ужасного и злополучного! Страшно, еже впасти в руце Бога живаго! Но вечная слава и благодарение неизре­ченному милосердию Воскресшего Господа, со­хранившему среди пламени великолепный наш храм Божий и спасшему люди своя от угрожав­шей им смерти. Пожар был во время дня и при­том дня праздничного, когда все были дома, а не в поле. Никто из людей не погиб в пламени. В день пожара утром, в первый раз этой весной, выгнан был в поле домашний скот, который в поле остался в целости. 

Водонапорная башня  (п.г.т. Романовка). Фото И. Козловского. См. сайт «Большая Саратовская  энциклопедия«.