Официальный сайт Балашовской Епархии
Балашовская епархия
По благословению епископа Балашовского и Ртищевского Тарасия
5155

Untitled document

5155Раньше случалось, что люди шли за духовным советом к батюшке, преодолевая сотни верст пешком. Сейчас достаточно выйти в Интернет и за пару кликов оказаться на нужной страничке. Вопрошающим, возможно, стало несколько легче, а вот пастырям — тяжелее, поскольку количество вопросов растет в геометрической прогрессии.

И хотя грехи, с которыми сталкивается человек, остаются теми же самыми, но ответ на вопрос конкретного человека священнику приходится каждый раз находить индивидуально. О том, как выстраивать общение и отношения с прихожанами, и о своем опыте ответов на «вопросы батюшке» рассказывает насельник московского Сретенского монастыря иеромонах Иов (Гумеров)
— Каждому священнику в течение многих лет приходится отвечать на одни и те же вопросы. Исходя из своего опыта, можете ли вы дать советы молодым пастырям, что необходимо учитывать при ответе?
— Человек, которого Бог поставил быть духовником, должен постоянно стяжать в себе деятельную любовь. Думаю, что самое важное, чтобы тот, кто обратился за духовной помощью, чувствовал, что в его нуждах, его проблемах священник соучаствует. Любой человек, даже не обладающий тонким устроением души, очень хорошо ощущает, как к нему относятся: либо формально, пусть при этом и очень вежливо, либо проявляют сердечное участие.
Помню, много лет назад читал небольшую книгу «58 советов афонского старца». Меня буквально захватила одна мысль, к которой я потом всё время возвращался: не упускайте возможности угодить Богу ласковым обращением с людьми. Мы нередко ищем, какое сделать добро для своего спасения. Но не задумываемся и не сознаем, что такая возможность находится рядом. Ласковое обращение с людьми есть не что иное, как проявление деятельной любви в повседневности. Об этом нужно постоянно помнить. И первое, что должен делать пастырь, когда к нему обращается человек за советом, — это проявить к нему доброжелательность и открытость. Это основание, на котором он должен строить дальнейшее общение с собеседником. Я замечал, что если это не получилось, если уже в первых словах была какая-то холодность, то чаще всего и дальше не будет положительного результата.
За каждого, кто приходит к нему, священник должен, хотя бы кратко, помолиться. Господь, видя, что мы искренне желаем соучаствовать в его проблемах, подает пастырю Свою всесильную помощь.
Важно, чтобы священник не показывал собеседнику свою занятость. Надо сделать всё, чтобы пришедший в нужде человек не чувствовал, что священник куда-то торопится или утомлен. Внимание священника должно быть полностью занято собеседником, который пришел к нему за советом. Иногда я говорю своим прихожанам: «Не смущайтесь, рассказывайте, у меня достаточно времени». И это очень помогает преодолеть человеку скованность или избавиться от мнимого опасения, что он отнимает у священника много времени.
С другой стороны, надо всё делать с рассуждением. Если не направлять, хоть и мягко, беседу в нужное русло, она может продолжаться часами. У тех, кто приходит к священнику, есть потребность выговориться. Человек считает, что если он во всех подробностях и деталях будет рассказывать о том, что его волнует, то тогда ему легче сможет священник помочь. Для многих, пришедших с тяжелыми проблемами, долгий и подробный рассказ дает психологическую разрядку. Поэтому пастырю найти необходимую меру в общении бывает очень трудно.
— Что самое сложное для священника в общении с прихожанами? Как вам удается найти верные слова? Какой литературой вы пользуетесь?
— Пастырь является соработником Бога. Господь, Который поставил его на это служение, помогает и укрепляет Своею благодатью. Без этого невозможно нести такой тяжелый крест. Святой Иоанн Кронштадтский писал: «Боже мой, как трудно надлежащим образом исповедовать! Сколько от врага препятствий! Как тяжко согрешаешь пред Богом, исповедуя не надлежащим образом! Как слово оскудевает! Как источник слова заграждается в сердце! Как язык изменяет и разум! О, сколько нужно приготовления к исповеди! Сколько надо молиться об успешном прохождении этого подвига!» (Моя жизнь во Христе. Т. 2).
Когда мне предстоит по расписанию исповедовать, я начинаю заранее молиться, чтобы Господь помог мне выполнить это послушание и принести людям пользу.
Совершение таинства исповеди, несомненно, является средоточием пастырской деятельности, поскольку душа человека очищается и возрождается. Но даже просто беседа или ответ на письмо требуют особой внутренней собранности. Начиная отвечать на письма прихожан, вначале я не представлял всей трудности этого дела. Через какое-то время я понял, что если письмо написано с болью, то надо хотя бы часть этой боли пропустить через себя, иначе не поможешь. Можно написать ответ очень точно и правильно с богословской точки зрения, но оно не даст результата, если нет сопереживания.
Для ответа на разнообразные вопросы приходилось обращаться к самым разным источникам. Часто обращался к творчеству святителей Иоанна Златоуста, Игнатия Брянчанинова, Феофана Затворника, Иоанна Кронштадтского и других.
Во-вторых, я опирался также на те знания, которые у меня были. Меня можно назвать «вечным студентом». Я учился и учусь всю жизнь. В семнадцать лет у меня произошло очень важное событие: я сделал выбор жизненного пути. До этого мне приходилось принимать решения: с кем играть, куда поехать на отдых и так далее. Но ни один такой выбор не мог повлиять на мою жизнь. Окончание школы изменило коренным образом мое положение. Что делать дальше? Поскольку у меня был настоящий интерес к познанию, мне было ясно, что надо продолжать учиться.
Обозревая прошлую жизнь, я изумляюсь тому, как заботливо участвует Бог в жизни отдельного человека. Зная природные возможности каждого, Он еще в детстве и отрочестве всевает в душу семена, которые должны потом прорости и принести плоды, нужные ему для духовной жизни и спасения. Теперь я с внутренним волнением и благодарением ко Господу вижу, что Он направил мои познавательные интересы по тому руслу, которое меня привело к богословию и священству. По воле Божьей к богословию меня привела философия, которую в Средние века называли «служанкой богословия» («philosophia est ministra theologiae»). Философия стала интересовать меня еще в школе. Мы жили на окраине Уфы. В нашей районной библиотеке я обнаружил классические труды Р.Декарта, Г.В. Лейбница, Г.Гегеля и других философов и очень увлекся ими. Окончив среднюю школу, я хотел поступить на философский факультет Московского университета, но туда принимали только с трудовым стажем (не менее двух лет). Мама уговорила меня поступить на исторический факультет Башкирского государственного университета. Там я окончил четыре курса, перешел на пятый. Но мое желание оставалось неудовлетворенным, ведь второе высшее образование в Советском Союзе получить было невозможно. Неожиданно для меня ректор университета, который знал о моем увлечении философией, предложил попробовать перевестись на философский факультет Московского университета. Всё прошло без затруднений, и я был принят на третий курс. Началась очень напряженная жизнь, в течение учебного года я должен был сдать экзамены и зачеты за три курса. После окончания университета — трехлетняя аспирантура, кандидатская диссертация в области социологии.
Мои занятия философией, историей, социологией, литературой очень помогли мне впоследствии отвечать на письма. Когда я воцерковился (это произошло в апреле 1984 года), переживал, что столько лет потратил на изучение светских наук, которые, как мне казалось, мне больше не пригодятся. Но оказалось, что мои рассуждения были наивны, а Господь всё так устроил, что все мои знания мне были просто необходимы.
— Чей опыт помог вам в вашем духовном выборе и последующем священническом пути?
— Я думаю, что самое большое влияние на меня оказала мама, которая хотя крестилась только в старости, но по устроению души (любвеобилию, желанию жить со всеми в мире, отзывчивости ко всем) была всегда очень близка внутренне к христианству. Она не упускала ни одного случая сказать нам какое-нибудь ласковое слово. Это была ее потребность. Она никогда не ругала нас. Уже в старости она рассказала мне, что ей это запретила ее мать, моя бабушка. Папу часто переводили по службе в разные города. Когда мать моя прощалась с бабушкой (было ясно, что они уже не увидятся), моя бабушка сказала: «Об одном прошу, не бей детей и не ругай. Если ударишь хоть раз даже по руке, мое материнское благословение отойдет от тебя». Но мама никогда и не сделала бы так: она на это была просто неспособна. Мамина любовь, ее отношение к людям, конечно, составило ту основу, на которой родилась моя личная вера. Это помогло без каких-либо скорбей и потрясений мне плавно прийти к осознанию необходимости креститься и стать христианином. Я тогда работал старшим научным сотрудником в Академии наук во Всесоюзном научно-исследовательском институте системных исследований.
К священству же я пришел по послушанию духовнику. Когда я воцерковился, мой духовный наставник священник Сергий Романов (сейчас он протоиерей) спустя четыре года после этого сказал, что я должен преподавать в Московской духовной академии. Такая мысль никогда не могла прийти мне в голову. Но поскольку я с полным доверием относился к его словам, то легко согласился. Всё произошло довольно быстро и устроилось без каких-либо препятствий. Я встретился с проректором Московской духовной академии и семинарии профессором Михаилом Степановичем Ивановым, который предложил мне курс под названием «Христианство и культура». Он попросил написать программу. В назначенный день мы вместе с ним пришли к архиепископу Александру (Тимофееву), тогдашнему ректору академии. Видимо, решение им уже было принято, поэтому беседа была недолгой. После нескольких вступительных фраз он взглянул на листочки, которые были у меня в руках, и спросил: «А что это у вас?» Я сказал: «Это программа курса». Он взял листы, положил палец на какой-то строчке и спросил, как я понимаю данный вопрос. Я сразу ответил, и это его удовлетворило. Вопросов больше у него не было. Повернувшись к Михаилу Степановичу, с присущей ему энергичностью владыка сказал: «Готовьте на совет».
При владыке Александре было обязательное требование: преподаватели, пришедшие из светских институтов и не имевшие духовного образования, должны были экстерном окончить семинарию, а затем академию. Семинарию я закончил в мае 1990 года, а экзамены за академию сдал в следующем учебном году. Осенью 1991 года защитил диссертацию на степень кандидата богословия. С сентября 1990 года я стал преподавать в академии Священное Писание Ветхого Завета, а в семинарии — основное богословие.
В конце мая 1990 года отец Сергий Романов сказал, что мне надо подавать прошение о рукоположении в диакона. Я вновь без всяких колебаний и сомнений ответил: «Хорошо». Через несколько дней я встретил в коридоре архиепископа Александра и попросил принять меня. Он спросил: «По какому поводу?» «По поводу рукоположения». Он назначил день. Когда я пришел, он сразу же без вступительных слов произнес: «В день Святой Троицы». Затем добавил: «Приезжайте дня за три. Поживите в лавре. Помолитесь».
В сентябре начался второй год моего преподавания в академии. Отец Сергий говорит, что пора подавать прошение на священника. И я с той же готовностью согласился. Прошло некоторое время. И вот однажды (это было в субботу около полудня) мне позвонил проректор по воспитательной работе архимандрит Венедикт (Князев). Он сказал: «Приезжайте сегодня на всенощное бдение, завтра вас уже рукополагают». Я сразу же собрался и поехал. В воскресенье, в неделю перед Воздвижением, между двумя праздниками, Рождества Пресвятой Богородицы и Воздвижения креста Господня, 23 сентября меня рукоположили.
— Каким был ваш путь в монастырь?
— Мне было уже шестьдесят лет. Постепенно старел и стал вспоминать о своем давнем желании принять монашество. Пока дети были маленькие, конечно, и речи об этом не могло быть. Но теперь они выросли. Кроме того, хотя я всю жизнь был здоровым человеком, началась полоса постоянных болезней. Было и еще одно обстоятельство: сын попал в армию, воевал в Чечне в наступательной группировке. Думаю, Господь специально посылал мне все эти испытания, которые побудили меня размышлять о монашеском пути.
Я решил 40 дней читать акафист Матери Божией. Перед чтением и после просил Пресвятую Богородицу открыть Божию волю мне через архимандрита Тихона (Шевкунова), так как я преподавал тогда в Сретенской семинарии и он был единственным наместником монастыря, с которым я тесно общался. И Божия Матерь в точности исполнила мою просьбу: дней через десять я шел из семинарии домой и обошел храм с южной стороны, чтобы идти к воротам монастыря. Навстречу мне шел отец Тихон, мы поздоровались, и первыми словами, которые он мне сказал, были: «Когда вы переселитесь к нам? Мы вам подготовили келью». После этого я вернулся домой и рассказал своей супруге о случившемся. Матушка мне сказала, что это воля Божия. Она прибавила: «Мне хорошо только тогда, когда тебе хорошо. Если тебе будет в монастыре хорошо, то поступай, а я потерплю». Через месяц я приехал в Сретенский монастырь. Постриг я принял в апреле 2005 года.
— Много лет вы преподаете в духовных школах, а сами пришли получать духовное образование, уже будучи кандидатом философских наук. Какие изменения вы видите в системе образования и воспитания будущих пастырей?
— Для меня это очень важная и даже болезненная тема. При архиепископе Александре много говорили о нравственном состоянии студентов, о качестве преподавания. Структурные преобразования сами по себе повысить уровень духовного образования не могут. Ведь, как говорил священномученик Иларион (Троицкий), духовные школы сильны традицией и близостью к Церкви.
Самая серьезная трудность состоит в том, что студенты попадают в семинарию не с какого-то необитаемого острова, а из окружающего нас мира, из нашего больного общества, пораженного многими недугами. Некоторым не хватает не только христианского, но и общего воспитания. Человека, который в 18 лет пришел в семинарию, за пять лет учебы перевоспитать невозможно, он уже имеет вполне сформировавшийся духовный облик. А в общежитии жизнь такая, что порой они друг у друга берут не лучшее. Всё это приводит к тому, что некоторые семинаристы очень легко попадают под влияние духа времени. Это сказывается потом и на их служении. Чаще всего это проявляется в стремлении соединять высокое служение Богу и людям со служением себе, не упуская возможности что-то приобрести, завести друзей среди состоятельных людей. Вот в этом мне видятся серьезные последствия разрушения традиций.
— В течение нескольких лет вы вели рубрику «Вопросы к священнику» на сайте «Православие.ру», которая была очень востребована и помогла прийти в Церковь многим. Какое место этот проект занимал среди ваших священнических послушаний?
— Рубрика была создана в 2000 году еще до моего прихода в Сретенский монастырь. В это время я преподавал в Сретенской духовной семинарии Священное Писание Ветхого Завета. Тогда редакция сайта «Православие.ру» нередко просила меня отвечать на некоторые письма. Затем я стал насельником нашей обители и мое участие в рубрике стало регулярным. Наряду с исполнением священнических обязанностей отвечать на «вопросы к священнику» стало моим основным послушанием. Необходимо сказать, что подготовка и публикация ответов на вопросы на сайте была лишь малой частью трудов. Постепенно росло количество писем. Приходившие письма в своем подавляющем большинстве были сугубо личные, и ответы посылались авторам по их адресу. Сколько было направлено ответов, сказать затрудняюсь, потому что никогда не считал. Может быть, более 10 000. Время шло. Сайт «Православие.ру» стал самым посещаемым из всех религиозных порталов. В последние годы в месяц приходило 1500–1800 писем, а Великим постом и в праздники количество писем возрастало вдвое. Ответы на вопросы, которые представляли общий духовный интерес, ставились на сайте. На личные письма мы отвечали вдвоем с иеромонахом Зосимой (Мельником). Молодой и энергичный, он брал львиную долю писем на себя, за что я ему благодарен.
Когда удается кому-то помочь, всегда испытываешь радость. Но у меня была и постоянная боль. Большая часть писем оставалась без ответа: невозможно дать больше того, что имеешь. Нарастающий поток писем буквально накрыл нас с головой. Это послушание сильно ограничивало мое монашеское делание, за которое мне предстоит дать ответ Господу на Суде. К этому времени в архиве рубрики «Вопросы к священнику» было около 1370 ответов. Поэтому был прекращен прием писем. Теперь я больше времени общаюсь с прихожанами лично. Приход наш насчитывает около 900 человек.
— О чем чаще всего спрашивают? Какие вопросы для вас особенно радостны?
— Невидимая аудитория, с которой приходилось общаться, была очень неоднородной. Многие авторы писем имели опыт духовной жизни. Они просили объяснить определенное место из Священного Писания, дать богословскую оценку какому-нибудь произведению или явлению культуры. Так, например, одного из авторов писем интересовало православное отношение к «Божественной комедии» А.Данте. Другой просил прокомментировать с точки зрения православной духовности образ юродивого в «Борисе Годунове» А.С. Пушкина. Был, например, вопрос: как относиться к творчеству религиозного философа Льва Карсавина. Ответы на подобные вопросы потом составили целый раздел моей книги «Тысяча вопросов священнику».
Немало приходило писем от тех, кто недавно пришел в Церковь. Встретившись с первыми трудностями в духовной жизни, они просили пастырской помощи. Почти у каждого пришедшего к вере в сознательном возрасте возникают проблемы в отношениях с близкими, которые далеки от веры. Авторы этих писем просили совета, как поступить в сложной, порой болезненной жизненной ситуации.
Наибольшей радостью для меня было получать письма от людей, которые просили помочь им войти в храм. Порой эти письма были очень короткие и простые: «Я никогда не исповедовался, посоветуйте, что сделать». И я всегда, как бы ни был занят, как бы много писем ни приходило, старался обязательно ответить на эти вопросы, ведь было заметно, что в душе человека зарождается что-то значительное, Господь пробудил какой-то росток веры, который может легко засохнуть, если о нем не позаботишься. Испытываешь какое-то трепетное расположение к такому человеку. На эти письма я старался ответить очень подробно, несмотря на любую степень усталости.
— А были ли письма, которые огорчали, вызывали тревогу?
— Мне, прожившему тридцать лет в очень счастливом браке, всегда тяжело слышать о семейных нестроениях, которые часто кончаются распадом семьи. Это трагедия. Старец Паисий Святогорец сказал: «Единственная ценность жизни — это семья. Как только погибнет семья, погибнет и мир. Покажи свою любовь прежде всего в своей семье». И еще сказал: «Когда разрушится семья, будет разрушено всё: и духовенство, и монашество». Создается впечатление, что семья оказалась буквально раздавлена пороками и грехами нашего больного общества. Тяжело видеть, что государство не делает никакой попытки обуздать развращающее действие телевидения, радио, Интернета, низкопробной печати. К сожалению, священнослужители не напоминают нелицеприятно представителям власти об ответственности их за нравственное здоровье народа. Глубоко убежден, что представители Церкви на всех уровнях иерархии должны соблюдать дистанцию в отношении власти. Иначе их совесть оказывается связанной земными отношениями.
— В этом году вам исполнилось 70 лет. Как вы переживаете этот возраст?
— Представления обыденного сознания о старости крайне примитивны. В действительности каждый возраст Творец наделил замечательными достоинствами. «Слава юношей — сила их, а украшение стариков — седина» (Притч. 20, 29). Священный писатель седину называет «венцом славы» (Притч. 16, 31), имея в виду человека, который в жизни выбрал стезю правды. На старость сетуют обычно люди, которые в возраст вступили с пустыми руками, не собрав духовно-нравственных богатств.
В старости испытываешь ту радость, которая наполняет мореплавателя, когда его корабль совершил опасное плавание и вошел в спокойные прибрежные воды. Приходит то спокойствие, какое известно человеку, на которого был возложен нелегкий труд, и он видит, что работа подошла к концу. Жизнь — особый труд, который возлагает на каждого Бог. Желать променять старость на молодость значит уподобиться царю Коринфа Сизифу, который почти поднял на вершину горы тяжелый камень, а он сорвался. Надо спуститься вниз и начинать всё заново. Помню, в декабре 1996 года, когда я преподавал в Московской духовной академии, у проректора академии профессора Михаила Степановича Иванова было 55-летие. Был будний день. В перерыве между лекциями он угостил нас (было несколько человек) какой-то выпечкой, приготовленной в нашей трапезной. Говоря о своем 55-летии, он, обязанностью которого было следить, чтобы у студентов не было двоек, сказал: «Это единственный, наверно, случай, когда две двойки лучше двух пятерок». Я промолчал, но внутренне не согласился: вернуться к 22-летнему возрасту значит скатить уже поднятый на гору камень, а потом 33 года вновь его поднимать.
Однако старость старости рознь. В Библии встречается выражение: умер «в старости доброй» (Быт. 25, 8; 1 Пар. 29, 28), «насыщенный жизнью» (Быт. 25, 8; 35, 29; Иов 42, 17), «с миром» (Лк. 2, 29). Это относится к тем, чья жизнь была праведной и угодной Богу. Человек, который не стремился жить с Богом, а провел дни суетно, не будет иметь в старости плода. «Что посеет человек, то и пожнет: сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную» (Гал. 6, 7–8).
иеромонах Иов (Гумеров)
Антонина Мага
материал с сайта Православный вестник