Я родился в самой обычной советской рабочей семье. Родители тогда, на закате советской эпохи, в храм заходили редко. Но на рубеже восьмидесятых — девяностых наступило время разительных перемен. Помню, как нам сказали, чтобы в пионерских галстуках мы больше в школу не приходили. Появилось в свободном доступе огромное количество христианской литературы, в основном сектантской. И мы всё это читали. А еще в школы разрешили приходить священникам. Я родился в Балашове, там на протяжении почти тридцати лет настоятелем Михаило-Архангельского храма был протоиерей Александр Болдаев. Я тогда учился в средних классах и помню его приходы в школу — в рясе, с крестом. Это еще было всем в диковинку, его сразу окружали в большом количестве школьники. Его внимательное отношение, дружелюбная манера общения, добрые шутки очень к нему располагали.
Знакомство с отцом Александром произвело на меня настолько сильное впечатление, что захотелось быть похожим на него. А когда мне было 14 лет, крестный подарил мне Библию, и я стал ее читать. Но выделить какой-то один побудительный мотив, который лежит в основе моего решения стать священником, наверное, не получится. Помимо всего этого было нечто, что объяснить никаким иным образом, кроме как действием Промысла Божия, невозможно. Помимо наших усилий, нашего усердия, нашего выбора, нашего погружения в традицию есть еще и Божественное призвание. И самое главное — ответить на этот призыв, услышать голос Бога, увидеть знаки, которые Он нам по жизни расставляет. И свой приход в Церковь я однозначно воспринимаю как отклик на призывающий голос Божий. А потом уже появились знания о православной традиции, произошло погружение в церковную жизнь. Я очень хорошо помню свои первые впечатления от посещения храма. Когда ты входишь в храм, ты еще о нем ничего не знаешь, ничего не понимаешь в богослужении, но ощущение присутствия в родном доме уже есть. Ты приходишь в храм и чувствуешь, что это — то место, где ты обретаешь полный покой. И я, едва переступив порог церкви, для себя принял решение: хочу стать священником. И даже сразу подошел к отцу Александру и заявил об этом. «А ты утренние молитвы читаешь?» — спросил он меня. «Нет». — «А вечерние?» — «Нет». — «А “Отче наш” знаешь?» — «Ну, так…». Батюшка вручил мне молитвослов с параллельным переводом на русский язык и сказал учить некоторые молитвы наизусть, потому что это понадобится при поступлении в семинарию. А после этого сразу отправил меня на клирос.
Надо отметить, отец Александр никогда мальчишек сразу не благословлял алтарничать, он сначала ставил их на клирос, где была удивительная атмосфера искреннего благочестия и молитвенной ревности. И лишь спустя полгода, если юноша проявлял усердие, его пускали в алтарь, обычно накануне какого-то праздника. Меня, например, батюшка благословил надеть стихарь в Великую Субботу. А потом началась активная подготовка к семинарии, и уже через год я поступил. Весь период вступительных экзаменов меня не покидало чувство абсолютной уверенности в правильности совершаемого шага.
…Отца Александра Болдаева я уже упомянул. Это был человек глубоко церковный, очень добрый, но при этом требовательный в плане выполнения церковных послушаний, имевший внутри себя мощный стержень благочестия. Приведу один случай из жизни. Летом семинаристов распускали на каникулы, а в августе мы должны были вновь собраться для прохождения летней практики. Мне очень не хотелось уезжать раньше из дома, хотелось пономарить, читать Апостол в своем родном Михаило-Архангельском храме, и добрые советчики сказали: «А давай сделаем тебе медицинскую справку?». Подошли к одной прихожанке, сказали о своей просьбе, она спрашивает: «Ну что, ты как будто палец сломал, что ли?». Я говорю: «Да, пусть будет палец, это не страшно!». Ну а она возьми да подойди под благословение к отцу Александру, ничего не делала без его разрешения. И вот мы — мальчишки, которые задумали эту гадость, сидим в пономарке, вдруг врывается отец Александр и начинает кричать: «Это что такое?! Ты кого захотел обмануть? Ты Михаила Архангела захотел обмануть? Ты захотел Богородицу обмануть? Ну так смотри, не палец, а шею сломаешь! Чтобы я такого больше не слышал!» Он был в страшном гневе! Потом, успокоившись, говорит: «Так дела не делаются, завтра едем в Саратов». И он специально поехал со мной в семинарию, пошел к проректору по общим вопросам, тогда им был отец Сергий Демешкевич, и попросил, чтобы меня отпустили с практики, так как я нужен в храме. Я тогда понял, что такие житейские хитрости недопустимы ни в обычной жизни, ни тем более в церковной. Если на то будет воля Божия, то всё обязательно устроится — и не нужно ничего придумывать и идти какими-то окольными лукавыми путями. А в отце Александре я увидел пример того, как нужно ко всему этому относиться: по-настоящему, по-христиански, по-священнически.
…Передо мной в самом начале моего церковного пути был замечательный пример отца Александра Болдаева и его супруги
Любови Николаевны. В их общении чувствовалась такая цельность, такая полнота, такая взаимоподдержка! Хотя они оба — люди южные, темпераментные и могли разговаривать громко, но при этом между ними были полное единство и гармония. И на вопрос о том, что первично — семья или священническое служение, я сказал бы, что для нас, христиан, первичными должны быть взаимоотношения с Богом. Первичны для нас должны быть вера и благочестие, а все остальное приложится.
Газета «Православная вера», № 23 (667), декабрь 2020 г.
Протоиерей Сергий Штурбабин, Беседовала Ольга Протасова.
Печатается в сокращении