В наше время трудно найти человека, который может с уверенностью рассказать свою родословную, да и историю страны и своего народа подавно. Вот и жители нашего города вряд ли знают о том, что и на Балашовской земле были люди, которые причислены к лику святых мучеников. О жизни этих благочестивых людей и пойдет речь.
Священноисповедник епископ Виктор (Островидов) носил в миру имя — Константин Александрович. Константин Александрович Островидов родился 21 мая 1878 года в селе Золотое Камышинского уезда Саратовской губернии. Константин родился в семье Александра Алексеевича Островидова — псаломщика Троицкой церкви села Золотого и его супруги Анны Ивановны.В семье Островидовых Константин был вторым ребенком, у него было четверо братьев и две сестры: Сергий 1874 г.р., Мария 1882 г.р., Александр 1884 г.р., Лидия 1886 г.р., Венедикт 1889 г.р., Николай 1892 г.р. Как и множество других семейств служителей сельских храмов положение многодетной семьи псаломщика Островидова было сложным; клировая ведомость Троицкой церкви села Золотого так свидетельствует об этом: «На содержание причта жалования ни откуда не положено, а содержится он даянием прихожан за требоисполнение. Содержание причта неудовлетворительное». Будучи уже вдали от малой родины владыка поддерживал отношения со своей семьей; в Государственном Архиве Саратовской области сохранились его письма к Саратовскому архиерею Гермогену Долганёву: в одном письме, отправленном из Иерусалима, иеромонах Виктор ходатайствует о зяте — диаконе Александре Вавилове, в другом архимандрит Виктор, уже настоятель Троицкого Зеленецкого монастыря просит епископа о младшем брате Венедикте. В возрасте десяти лет, в 1888 году Константин поступает в приготовительный класс Камышинского духовного училища. В 1889 году он оканчивает приготовительный курс по первому разряду, и, по результатам испытаний, переводится в первый класс училища. В 1889-1893 годах Константин учится в Камышинском духовном училище. На протяжении всех четырех лет воспитанник Островидов в результате экзаменационных испытаний оказывался во втором разрядном списке. По окончании в 1893 году духовного училища Константин поступает в Саратовскую духовную семинарию. Первый класс семинарии Островидов Константин закончил со следующими результатами: очень хорошие отметки(4) — Священное Писание, латинский язык, французский язык; хорошие отметки (3) — математика, гражданская история, греческий язык, церковное пение (в 1й и во 2й четверти была отметка 2), словесность, письменные упражнения (словесность, Св. Писание, гражд. история), отличную отметку воспитанник имел только по поведению; по болезни было пропущено 69 уроков, 54 из них в третьей четверти. Подобные успехи по учебе были у семинариста Островидова и в следующие годы — с первого по пятый класс он находился во втором разрядном списке. Шестой, выпускной класс семинарии Константин закончил по первому разряду. «По окончании полного курса учения в Семинарии, Островидов Константин причислен педагогическим собранием Семинарского Правления, от 10/11 июня 1899 г., с утверждения епархиального Архиерея, к первому разряду воспитанников оной и удостоен звания студента семинарии». Семинарский аттестат Константина содержит также сведения, что « при отличном поведении» он достиг следующих результатов: отличных (5) по — обличительному Богословию, гомилетике, психологии, медицине; очень хороших (4) по — изъяснению Священного Писания, Библейской истории, общей церковной истории, истории русской Церкви, учению о русском расколе, основному, догматическому и нравственному Богословиям, практическому руководству для пастырей, литургике, истории русской литературы, алгебре, геометрии, физике, логике, истории философии, дидактике, латинскому и еврейскому языкам; хороших (3) по — русской словесности, всеобщей гражданской истории, русской гражданской истории, церковному пению, греческому и французскому языкам. Желая продолжить образование в духовной академии, Константин 16 июня 1899 года подает прошение в правление Саратовской духовной семинарии о выдаче ему на руки аттестата и отправляется волонтером поступать в Казанскую духовную академию. 13 августа студент Саратовской семинарии Островидов Константин Александрович подает «покорнейшее прошение» Преосвященному Антонию, епископу Чистопольскому, ректору Казанской духовной академии на предмет допуска его к приемным испытаниям. Константин успешно выдержал приемные испытания по Священному Писанию Нового Завета, догматическому Богословию, общей Церковной истории, Русской Церковной истории, греческому языку, французскому языку, письменный по психологии и, получив средний балл 4,086 — 20 место в списке по «сравнительному достоинству баллов», был зачислен на первый курс академии. За четыре года учебы в академии он «при отличном поведении» проявил особенные успехи в изучении гомилетики и истории проповедничества, педагогики, пастырского богословия, метафизики, истории философии, а также еврейскому языку и библейской археологии. В период академического студенчества, Константин Александрович принимал участие в деятельности философского кружка, так на втором заседании 1902-1903 учебного года в присутствии преосвященного ректора, инспектора и профессуры им был прочитан доклад на тему: «Духовный элемент мировой действительности».На четвертом курсе Константин написал курсовое сочинение под заглавием «Брак и безбрачие»; этот труд целиком состоит из философских размышлений и построений, размышления молодого богослова пестрят неожиданными выкладками, подобными следующей: «дети… уничтожают всякую возможность когда-либо осуществить человеку его действительное назначение в мире — вполне раскрыть себя как нравственную личность, явить в себе образ Бога, а не животный организм». Сочинение было признано Советом Академии заслуживающим степени кандидата богословия. 7 июля 1903 года Константину Александровичу был выдан диплом Казанской Академии, в котором зафиксировано, что он удостоен степени кандидата богословия с правом преподавания в семинарии, но Саратовскому епархиальному начальству выпускник был рекомендован на должность преподавателя русского языка в духовном училище. 28 июня 1903 года Константин Александрович был пострижен в монашество с именем Виктор. А уже 29 и 30 июня над новопостриженным были совершены последовательно диаконская и иерейская хиротонии. Как монашеский постриг, так и обе хиротонии совершил архиепископ Волынский и Житомирский Антоний (Храповицкий). Необходимо отметить следующий факт: с точки зрения церковной дисциплины студента Казанской Духовной Академии мог постригать и рукополагать либо ректор академии — епископ Алексий, либо правящий Казанский архиерей — архиепископ Арсений; в «делах правления Казанской духовной академии о пострижении в монашество студентов академии» нет соответствующих документов о Константине Островидове, т.е. прошение преосвященному ректору о постриге он не писал. Таким образом постриг и хиротонии Константина архиепископом Антонием можно объяснить личным желанием Константина Александровича принять монашество и священство от авторитетного и любимого студенчеством архипастыря, известного воспевателя иночества. Есть и косвенное подтверждение этой догадки: XLIV курс КДА (на котором учился студент Островидов) был последним курсом набранным владыкой Антонием; студенты поддерживали связь с владыкой и после его перевода с поста ректора — ездили к нему в Уфу, а при выпуске прислали свой альбом, архиепископ ответил им пространным, проникновенным посланием. По окончании духовной академии иеромонах Виктор начинает свое служение Церкви на малой родине — в Саратовской епархии. Первого августа 1903 года резолюцией епископа Саратовского и Царицынского Гермогена о. Виктор был назначен на должность противораскольнического миссионера. 18 марта 1904 года на заседании Саратовского епархиального комитета православного миссионерского общества под председательством преосвященного Гермогена было принято решение перепрофилировать миссионерскую деятельность иеромонаха Виктора не работу с инородцами. По решению Святейшего Синода от 5 декабря 1903 года № 11735 Саратовскому епархиальному начальству разрешено учреждение Свято-Троицкого подворья Саратовского Спасо-Преображенского монастыря в городе Хвалынске. Согласно рапорту преосвященного Гермогена в Синод Хвалынское подворье по его благословению функционирует с 6 января 1903 года. Из переписки епископа Гермогена с иеромонахом Виктором видно, что последний возглавлял подворье с августа 1903 года. Официальное же назначение настоятелем Свято-Троицкого Хвалынского подворья о. Виктор получил лишь в январе 1904 года, после решения Святейшего Синода об открытии подворья.Заведуя подворьем, иеромонах Виктор заботился о благоустроении обители (в августе 1903 года просит благословения архиерея идти пешком в Сызрань за пожертвованной иконой; занимается покупкой недвижимости для подворья, строительством храма), об её духовном состоянии (командирует насельника подворья в Киев для поиска духовника; проводит работу с послушниками) и развитии миссии в миру (планировал открытие общежительной школы). Кроме управления Хвалынским подворьем и миссионерской работы на о. Виктора были возложены и другие послушания. Так 13 марта 1904 г. распоряжением преосвященнейшего Гермогена он был включен в состав издательской комиссии при Саратовском епархиальном братстве Св. Креста, а 19 марта утвержден в должности её корректора. Комиссия занималась изданием книжек, листков, картин и изображений духовного и религиозно-нравственного содержания; деятельность комиссии находилась под непосредственным руководством епископа Саратовского и Царицынского Гермогена и проводила еженедельные заседания в архиерейском доме. Несмотря на обилие послушаний, иеромонах Виктор продолжал заниматься литературно-богословскими изысканиями. В феврале 1904 года он прочитал в зале музыкального училища три лекции о «недовольных людях» по произведениям М. Горького. Лекции собирали такое количество публики, что зал не мог вместить всех желающих. Первые две лекции (15 и 22 февраля) посетил Саратовский губернатор П.А. Столыпин. В 1905 году лекции были изданы в Санкт-Петербурге отдельной брошюрой под названием: «Недовольные люди»: (По поводу героев М.Горького). Три лекции иером. Виктора». За полтора года службы в Саратовской епархии иеромонах Виктор получил одну богослужебную награду — преосвященным Гермогеном 10 декабря 1903 был награжден года правом ношения набедренника. Далее о. Виктор продолжает служение Церкви на почетном и ответственном посту — в Иерусалимской Духовной Миссии. Об этом периоде его жизни мы имеем немного сведений, т.к. почти все документы были сосредоточены в уничтоженном архивном деле Российского Государственного Исторического Архива.Однако кое-что осталось известным истории. Иеромонах Виктор был назначен в состав Иерусалимской Духовной Миссии указом Святейшего Синода от 25 января 1905года №680 по ходатайству преосвященного Саратовского старшим иеромонахом миссии.] Этим же указом о. Виктору давалось право ношения наперсного креста. Прибыл в Иерусалим новоназначенный старший член Миссии 28 марта, а уже первого апреля вступил в исполнение обязанностей по должности. Из скупой экономической переписки РДМ в Иерусалиме с Российским Императорским Православным Палестинским Обществом мы знаем о том, что, исполняя обязанности старшего иеромонаха Миссии, иеромонах Виктор ежегодно во время Великого поста объезжал учебные заведения РИППО в городах Назарете, Дамаске и Триполи для исповеди и причащения русского учительского персонала. Положение Иерусалимской Миссии в тот период осложнялось как враждебным отношением Турецких властей в лице Губернатора Иерусалима, так и трениями с иерусалимской Патриархией. «У архимандрита Леонида [начальника Миссии] были какие-то нелады с иеромонахом Виктором, и ему очень хотелось его быстрого увольнения, однако он пробыл в Миссии двойной срок (четыре года)». Оказавшись в столь сложном положении иеромонах Виктор пишет в письме епископу Гермогену: «Сам я лично после ухода из Хвалынска живу постоянно в великой скорби. Не раз просил благословения у преосвященного Антония, чтобы вернуться назад в Хвалынск, но он не отвечает на сие. Правда, внешнее мое положение куда лучше, но, оказывается, все ничто, если нет внутреннего мира, радости сердечной… Владыко Антоний пишет, чтобы я крепился и занимался для будущего языками, а я написал ему решительное просительное письмо, чтобы куда-нибудь перевел меня из Иерусалима. Утешение и забвение нахожу в изучении наитруднейшего арабскаго языка». В 1908 году в Киеве с 12 по 26 июля проходил Всероссийский миссионерский съезд. В это время иеромонах Виктор находился в отпуске в Киеве. 18 июля о. Виктор «по протекции Волынского архиепископа Антония и по желанию Киевского митрополита Флавиана» выступил на съезде с пространным докладом об Иерусалимской Духовной Миссии. В своем выступлении иеромонах Виктор подверг критике все что касалось миссии: мотивы ее образования, её прошлую и настоящую деятельность; «у нас еще и не было в Иерусалиме духовной Миссии как посланничества высшею духовною властью Русской Церкви духовных лиц с определенными чисто-церковными и религиозными целями», — заявил он в начале доклада. Доклад получил резонанс и стал предметом обсуждения в Синоде, от начальника Миссии был потребован отчет о деятельности и методах решения обозначенных проблем. Это несанкционированное начальником Миссии выступление на съезде и его последствия серьезно осложнили бывшие уже напряженными отношения иеромонаха Виктора с архимандритом Леонидом. В итоге, определением Святейшего Синода за № 3 от 10-13 января 1909 года о. Виктор был назначен смотрителем Архангельского духовного училища. В исполнение обязанностей по должности смотрителя Архангельского духовного училища иеромонах Виктор вступил 30 января 1909 года. А уже 31 января 1909 года определением Святейшего Синода за № 15 был награжден наперсным крестом, выдаваемым от Святейшего Синода, повторно. Вскоре в Архангельской епархии оценили потенциал нового смотрителя училища, окончившего Духовную Академию с миссионерским уклоном и имевшего опыт миссионерской работы в Саратовской епархии, и, 4 марта 1909 года о. Виктор был утвержден епископом Архангельским и Холмогорским Михеем членом комиссии по делам раскола. Не имея сердечного расположения к духовно-учебной службе и чувствуя себя на ней крайне тяжело, иеромонах Виктор 26 сентября 1909 года пишет прошение митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Антонию об освобождении его от должности смотрителя и приеме в братию Александро-Невской Лавры. Митрополит Антоний рапортом от 29 сентября выразил со своей стороны согласие принять иеромонаха Виктора в число братии Лавры. 16 октября 1909 года указом № 8245 о. Виктор был уволен с должности смотрителя Архангельского духовного училища и переведен в число братии Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры. По распоряжению преосвященного Михея от 24 октября иеромонах Виктор исполнял обязанности смотрителя Архангельского духовного училища до прибытия нового смотрителя, т.е. по 8 ноября. Всего год прожил о. Виктор в Александро-Невской Лавре и, 22 ноября 1910 года указом Святейшего Синода № 16542 был назначен настоятелем Свято-Троицкого Зеленецкого третьеклассного монастыря с возведением в сан архимандрита. Это назначение состоялось «вопреки воле наместника Лавры» архимандрита Феофана. В 1910 году Зеленецкий монастырь имел 13 насельников: игумена, 5 иеромонахов, 3 иеродиаконов, 3 монахов и 1 послушника; в монастыре было два каменных храма, пять деревянных и одна каменная часовня. При предшественнике архимандрита Виктора — архимандрите Серапионе в монастыре проводились активные работы по украшению обители: в соборном храме делалась новая роспись стен и золочение иконостаса, а также позолота крестов на храмах, колокольне, часовнях и св. вратах. Золочение крестов и иконостаса было завершено уже при настоятельстве о. Виктора, об этом говорят дела по освидетельствованию работ. За восемь лет настоятельства архимандрит Виктор четырежды менял казначея и ризничего, а в сентябре 1917 даже провел выборы на должность ризничего. 5/18 ноября 1918 года указом Святейшего Патриарха и Священного Синода, по ходатайству митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина, настоятель Свято-Троицкого Зеленецкого монастыря архимандрит Виктор был назначен наместником Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры. В исполнение обязанностей наместника Лавры архимандрит Виктор вступил 21сентября/4 октября на основании телеграммы Святейшего Патриарха и резолюции митрополита Вениамина. Архимандрит Виктор возглавил Лавру в тяжелое время гражданской войны. Когда-то богатейшая обитель, после внедрения антицерковного законодательства власти советов была обескровлена. Так на заседании Духовного Собора 21 сентября/4 октября, ввиду отсутствия средств, было принято решение о невозможности открытия школы для малолетних певчих в 1918-1919 учебном году. А 26 октября/8 ноября Духовный Собор Лавры принял решение из-за дороговизны, дефицита и отсутствия у Лавры средств на продукты питания временно закрыть братскую кухню, с увольнением служащих кухни с первого ноября. В период наместничества архимандрита Виктора Александро-Невская Лавра лишилась недвижимого имущества — в ноябре имения «Серафимово» в Лужском уезде, 1 мая и 22 ноября 1918 года власти изъяли у Лавры «за неуплату налогов» дома в Александро-Невском и Рождественском районе города. В январе 1919 года Лавра разместила в своих помещениях Петроградский Епархиальный Совет, который также лишился недвижимого имущества. Александро-Невская Лавра принимала не только учреждения, к ней как к тихому пристанищу прибегали те, кто не мог удержаться на плаву в бурлящем потоке революционных событий. Так оказался в Лавре и архимандрит Сергий (Дружинин). Революция 1917 года застала архимандрита Сергия на посту настоятеля Троице-Сергиевой пустыни. Масштабные политические изменения послужили катализатором в процессе духовного разложения братии пустыни. Уже в марте 1917 года управляющий Петроградской епархией епископ Гдовский Вениамин получил донос на архим. Сергия, за подписями 25 монашествующих пустыни. Братия винила своего настоятеля в том, что он является ставленником Великого Князя Дмитрия Константиновича, митрополита Питирима и Распутина, всего у обвинителей нашлось 22 хлестких пункта. Нашлись и защитники, послали письмо обер-прокурору, напечатали опровержение в газете, хотя, учитывая специфику момента, существенно уступающее в остроте аргументов; но как бы там ни было к маю конфликт был улажен и братия просила о.Сергия не оставлять настоятельства. Тем временем политическая ситуация в стране менялась для Церкви не в лучшую сторону, и в начале 1919 года политически чуткая братия Троице-Сергиевой пустыни изгнала своего настоятеля, не поспевавшего за политическим паровозом. 17 февраля архимандрит-изгнанник пишет слезное прошение Митрополиту Вениамину, священноархимандриту Александро-Невской Лавры: «Вследствие насильственного отстранения моего от должности настоятеля Троице-Сергиевой пустыни, с запрещением проживания в оной я остался в самом тяжелом и затруднительном положении. Не имея где голову преклонить и надеясь на любвеобильное сердце Вашего Высокопреосвященства, со дерзновением прибегаю к стопам Вашим, Всеблагостный наш Владыко, и смиренно прошу зачислить меня для временного проживания в Александро-Невскую Лавру». Митрополит направил прошение на рассмотрение Духовного Собора Лавры. 19 февраля 1919 года наместник АНЛ архимандрит Виктор (Островидов) наложил на прошение следующую резолюцию: «разрешить временно проживать в Лавре с обязательством служить по мере надобности за помещение» Поместный собор Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. постановил иметь в уездных городах викарные епископские кафедры. Причем постановление от 2/15 апреля 1918 года вносило новые принципы в формирование круга обязанностей и полномочий викарных епископов. Согласно этому постановлению к ведению викарных епископов относились не только дела, касающиеся отдельных вопросов епархиального управления, но и управление отдельными частями епархии; викарий должен управлять своей частью епархии под общим руководством епархиального архиерея на правах самостоятельного епископа и иметь пребывание в городе, по которому титулуется. Приводя в исполнение данное соборное определение, Святейший Патриарх Тихон и Священный Синод указом № 3716 от 2/15 декабря 1919 года учредили Уржумскую епископскую кафедру. Тем же указом епископом Уржумским, викарием Вятской епархии был назначен архимандрит Виктор (Островидов), наместник Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры. Согласно указу хиротония должна была состояться в Петрограде. Первый архиерей Уржумской епископии — Епископ Виктор прибыл в свой кафедральный город 23 января 1920 года. Православный Уржум встречал своего архиерея торжественно, в соответствии с церковным этикетом и традициями гостеприимства — колокольным звоном и пирогами. В сводке Вятской губЧК это событие зафиксировано следующим сообщением: «Духовенство города Уржума и его уезда, видимо, приободрилось, надеясь на поднятие своего авторитета среди верующей массы с открытием в г. Уржуме архиепископской кафедры и с приездом из Петрограда в Уржум на постоянное место службы епископа Виктора, встреча которого носила чрезвычайно торжественный характер: звонили колокола, в верующих массах сказывалось особенное оживление и праздничное настроение, чего никогда не замечалось при советских торжествах. С приездом епископа церковь переполняется народом… Местное население пропитано религиозным чувством и к советской власти относится в большинстве своей массы недоброжелательно, поэтому Уржумская ЧК находит появление в городе епископа нежелательным, а так-как епископ Виктор как личность не внушает доверия, по прибытии в Уржум не являлся в Отдел управления для регистрации своих документов, то Уржумская ЧК нашла необходимым провести у него обыск». Не удовлетворившись февральским обыском, уржумские чекисты 16 апреля 1920 года конфисковали у владыки Виктора золотой напрестольный крест. Весной 1920 года в Уржуме разразилась эпидемия тифа, епископ Виктор призывал на проповедях окроплять свои дома святой водой. Подобное заявление было сочтено карательными органами недопустимым, владыка Виктор был арестован и 27 мая 1920 года осужден Вятским губревтрибуналом за «агитацию против медицины» к заключению в Вятский рабоче-исправительный дом до ликвидации войны с Польшей. Так трагично начался на Уржумской земле многострадальный путь святительского служения владыки Виктора, из четырнадцати лет которого, он провел три года в лагере, шесть лет в ссылке и более пятнадцати месяцев в различных тюрьмах, находясь под следствием. Викарная кафедра просуществовала в Уржуме до 1930-х годов. Епископ Виктор (Островидов) скончался в 1934 году в ссылке. Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 2000 года он причислен к лику святых, как священноисповедник. Православная Церковь с особым благоговением относится к местам, запечатленным подвигами подвижников веры. И в Уржуме не забыт исповеднический подвиг епископа Виктора (Островидова), к 90-летнему юбилею открытия в Уржуме епископской кафедры и началу исповеднического пути Владыки, при Троицком соборе открыта часовня, освященная в честь священноисповедника Виктора, епископа Уржумского.
Священомученик Феофан (в миру Ильминский Сергей Петрович) родился 26 сентября 1867 года в семье церковного чтеца Петра и жены его Акилины в селе Содом Саратовской губернии. Отец вскоре умер и мальчик остался на попечении матушки — глубоко религиозной, кроткой и смиренной женщины. Большое участие в его воспитании принял его дядя — сельский протоиерей Димитрий. С любовью вспоминал впоследствии о нём Владыка, говоря, что остался он «на попечении заменившего мне отца дяди… кроткого и смиренного сельского пастыря, 50 лет прослужившего в одном и том же глухом, захолустном селе. С ним-то я и научился делить с народом и радость и горе, встречать церковные праздники Рождества Христова и Святой Пасхи… Целые поколения прошли пред ним в крестинах, свадьбах, похоронах. Но и любит же его народ! Не только прихожане, но и окрестные cёла. Овдовев очень рано и оставшись с сыном, да с нами сиротами, он как-то замкнулся в себе, затих, оробел, да таким и остался на всю жизнь. Мужички очень любили своего «папашу», отца духовника. А как стяжалась эта любовь? Он просто был по-евангельски добр и кроток, никогда никого не притеснял, просившему не отказывал и делал всё это так же естественно, как светит Солнце или благоухает цветок!».
В 1892 году Сергей закончил Казанскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия и назначен преподавателем Саратовского епархиального женского училища, а с 1894 года — законоучителем Саратовского Мариинского реального училища. Только в 1898 году, 32-х лет, он был рукоположен в сан священника к кафедральному собору Саратова. С 1911 года отец Сергий исполняет должность редактора «Саратовского Духовного вестника». Пастырское обращение его всегда было прямо. Так, он сказал по поводу убийства в Киеве Столыпина: «Опять Иродиада беснуется, опять революционная, жидомасонская гидра требует главы слуг Государевых!».
Овдовев, протоиерей Сергий в 1914 году принял монашеский постриг с именем Феофан в Валаамском Спасо-Преображенском монастыре. К тому времени дочь его была уже самостоятельной. 12 августа 1914 года он был назначен на место смотрителя Балашовского Духовного училища. Вернувшись с Валаама, отец Феофан открыл в уезде миссионерские курсы, чтобы миряне имели возможность «научиться давать отчёт в своем уповании, а в случае нужды — отпор врагам Церкви Православной».
В сентябре 1915 года отец Феофан был возведён в сан архимандрита Соликамского Свято-Троицкого монастыря. Вскоре он был назначен на должность ректора Пермской Духовной Семинарии, для питомцев которой всегда была открыта его квартира. Там собирался проповеднический кружок, учащиеся в домашней обстановке познавали азы миссионерского дела. 26 февраля 1917 года отец Феофан был хиротонисан в епископа Соликамского, викария Пермской епархии. После хиротонии, желая ближе познакомиться с приходами и паствой, Владыка обошёл своё викариатство пешком. Проживал Владыка в Свято-Троицком Соликамском монастыре. До дня своей мученской кончины он управлял вверенной ему епархией.
Святитель был великим молитвенником и постником. Подобно правящему архиепископу священомученику Андронику (Никольскому, память 7 июня) Владыка бесстрашно обличал богоборцев-большевиков.
Когда, в 1918 году, власти проявили интерес к земельным угодьям Троицкого монастыря, епископ Феофан ответил, что боится более страшного Суда, и без власти правящего архиерея не имеет права сообщать о том, что принадлежит монастырю. Владыка организовывал и возглавлял многолюдные крестные ходы, проводимые в связи с гонениями на Церковь и грабежами монастырей. Когда в марте 1918 года некоторые священники во главе с благочинным выпустили заявление о лояльности (то есть верноподданничестве) и дружелюбии к большевикам, Владыка с грустью и недоумением отозвался на это: «Пастыри Церкви, служители «идеалам христианства» выражают «лояльность»… насильникам и грабителям… Вы должны были как пастыри, как соль земли, как свет миру, высказать свой нравственный суд насильникам…».
17 июня 1918 года, после ареста и казни священомученика архиепископа Пермского Андроника, Владыка приехал в Пермь, и принял управление Пермской епархией. Вскоре, в конце лета, он и сам был арестован. За несколько дней до освобождения Перми войсками армии Колчака 23 декабря 1918 года, большевики подвергли Владыку изощрённым мучениям.
11 декабря 1918 года в тридцатиградусный мороз Святителя многократно погружали в ледяную прорубь реки Камы. Тело Владыки покрылось льдом толщиной в два пальца, но мученик всё ещё оставался жив. Тогда палачи его просто утопили. Вместе с ним были утоплены два священника и пять мирян.
Причислены к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания. 
Владыка Вениамин родился в городе Оренбурге 8/21 июля 1887 года, в день празднования Казанской иконы Божией Матери. Он был вторым сыном в семье священника Димитрия Петровича Милова и его супруги Анны Павловны. При крещении младенец получил имя Виктор. Через три года отца перевели служить в уездный город Орлов Вятской губернии, а еще через несколько лет — в город Яранск, после чего уже в саму Вятку. Таким образом детские и юношеские годы будущего архиерея связаны с вятской землей.
По его собственным воспоминаниям, он рос впечатлительным, пугливым, самолюбивым ребенком, сильно привязанным к матери: «Без матери я просто жить не мог». Но любовь к Богу оказалась сильнее. Один из его духовных сыновей свидетельствует о том, что после монашеского пострига владыка отказался от встреч с матерью вплоть до ее кончины. «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф. 10, 37), — говорит Господь в Евангелии, которое читается в чине монашеского пострижения. Владыка Вениамин исполнил этот завет буквально.
Как ни странно, в семье будущий архиерей получил лишь самые начатки религиозного воспитания. Сильные духовные переживания у него начались только в отрочестве, когда родители стали возить его на богомолье в Яранский мужской монастырь во имя св. Анны Пророчицы. Мечтательность, природная чуткость ко всему доброму, прекрасному расположили душу мальчика к монашескому житию, однако отец потребовал продолжения учебы, и планы иноческого устроения жизни пришлось отложить надолго. В детские годы Виктор много болел (и на всю жизнь остался слабого здоровья), отчего в учебе иногда следовали значительные перерывы. В частности, начальную школу он смог закончить только в тринадцать лет, на три года позже обычных детей, семинарское образование затянулось дольше обычного на целое пятилетие. Несмотря на весьма скромную оценку своих способностей к ученью («от природы я был довольно туповат, учился средне»), будущий владыка Вениамин, окончив Яранское духовное училище, а затем, в 1916 году, — Вятскую духовную семинарию (вторым учеником), был послан на казенный счет в Казанскую духовную академию. В годы учебы в семинарии епископ Вятский Никандр (Феноменов; † 1933) посвятил Виктора Милова во чтеца. В академии Виктор Милов ревностно занялся учено-богословскими трудами. Первой его работой, получившей оценку «пять с плюсом», было сочинение о Филоне Александрийском. Однако «сердце льнуло больше к монахам и церкви». По счастью, в Казанской академии ему наконец удалось встретить преподавателей, в которых глубокая ученость сочеталась с личным монашеским подвигом и миссионерским горением. Многие из них, особенно преподаватели-монахи, окормлялись у преподобного Гавриила (Зырянова; † 1915), постриженика Оптиной пустыни, а в описываемый период — наместника Седмиезерной пустыни под Казанью. Отец Гавриил воспитал целую плеяду церковных деятелей, сыгравших значительную роль в судьбах Русской Церкви в 1920-х–1930-х годах: архиепископа Феодора (Поздеевского), архиепископа Гурия (Степанова), епископа Иону (Покровского), епископа Варнаву (Беляева), архимандрита Симеона (Холмогорова) и многих других. Известно также, что у отца Гавриила окормлялась святая преподобномученица Великая княгиня Елисавета Феодоровна и некоторые из сестер ее обители.
Почти все указанные отцы и архиереи (и целый ряд других) составляли цвет казанского ученого монашества. Но душой казанского академического иночества был инспектор архимандрит Гурий (Степанов), будущий архипастырь. Выдающийся богослов, востоковед, знаток буддизма, переводчик богослужебных книг на языки народов Центральной Азии, он сыграл огромную роль в монашеском становлении владыки Вениамина. В своей квартире архимандрит Гурий устраивал монашеские собрания, на которых присутствующие — преподаватели и студенты — могли свободно обмениваться мыслями. В академической церкви практиковалось строгое уставное пение, в котором Виктор неизменно принимал участие. К казанскому же периоду относятся первые проповеднические опыты тогда еще студента Виктора Милова — и это также по настоянию отца инспектора.
За неделю до Рождества 1917/1918 года, по совету отца Гурия Виктор съездил в г. Свияжск, где в монастыре на покое жил слепой игумен. Старец благословил юношу принять монашеский постриг, сказав, что необходимо раздувать искру Божию в душе, пока она горит. Однако на пороге был 1918 год. И тихая дотоле Казань стала ареной столкновения белых и красных отрядов. В академии провели ускоренные экзамены, и студенты разъехались кто куда.
Вопреки старческому благословению провести лето в Оптиной пустыни, Виктор уехал в Вятку к родителям и был за это наказан: полтора года он скитался без определенных занятий, пока, наконец, не оказался в Саратове, где ради хлебного пайка устроился на работу в красноармейскую канцелярию. Эта работа была засчитана ему в срок воинской службы.
В Саратове Виктор впервые ощутил над собой особое покровительство святого пророка Илии — того угодника Божия, на мольбу которого в страшные годы разгула богоотступничества в израильском народе Господь ответил: «Я оставил между израильтянами семь тысяч мужей. И всех сих колени не преклонились перед Ваалом» (3 Цар. 19,18). В 1919 – 1920 годах Виктор Милов — прихожанин Ильинской церкви в Саратове, в 1946 – 1949 годах бывал в Ильинской церкви в Сергиевом Посаде (тогда — Загорске), в 1954 году стал настоятелем Ильинского храма в городе Серпухове. Свои земные дни он окончил в праздник святого пророка Илии. Но все это будет после, а тогда, проведя несколько месяцев за перепиской бумаг, Виктор Милов испросил благословения на монашество у затворника скита Саратовской Преображенской обители. Прозорливый старец иеромонах Николай (Парфёнов; † 1939) отправил Виктора с рекомендательным письмом в Московский Данилов монастырь, дал ему при этом духовные наставления и присовокупил: «Я бы у себя оставил тебя, раб Божий, да ты очень высок…», — возможно, предрекая этим будущее архиерейство. На прощание о. Николай заповедал чтецу Виктору иноческое правило: «Вот что ты сделай: поезжай в Москву. Я тебе дам письмо в Данилов. В Москве тебя постригут и назовут Вениамином. Это совершится недели через две по приезде твоем в Москву. Пасху ты будешь в Даниловом монастыре, последующее же направление твоей жизни определит тебе Сам Господь. Будешь монахом — прилежи к Иисусовой молитве. Читай ежедневно 600 молитв пополам: 300 — Иисусовых и 300 — Богородичных».
В Даниловом монастыре среди насельников оказался бывший инспектор Казанской духовной академии Гурий, уже епископ, которому нужен был помощник для Покровского монастыря. На Благовещение 1920 года Виктора постригли в монашество с именем Вениамин в честь священомученика Вениамина Персидского, диакона († ок. 418 – 424; память 31 марта/13 апреля).
На второй день Пасхи, 30 марта/12 апреля 1920 года, преосвященный Гурий рукоположил монаха Вениамина во иеродиакона, а через полгода, в день преставления Преподобного Сергия (25 сентября/8 октября), епископ Петр (Полянский; † 1937), сам возведенный в тот же день в архиерейское достоинство, рукоположил иеродиакона Вениамина во иеромонаха. Набедренник надел на него Святейший Патриарх Тихон, наперсный крест — епископ Верейский Иларион (Троицкий; †1929). И уже в 1923 году, также в день Благовещения, епископ Гурий возвел отца Вениамина в сан архимандрита. С того времени отец Вениамин становится наместником Покровского монастыря.
Состояние братии Покровского монастыря к моменту прихода нового наместника было плачевным: духовная жизнь в полном упадке, а дисциплина разболтана. Одной из причин такого положения дел были церковные нестроения. Тем не менее, новому наместнику пришлось вести упорную борьбу за то, чтобы обитель все же походила на монастырь, а не на общежитие. Отголоски этой борьбы глухо доносятся со страниц его «Дневника инока». Наместнику постоянно приходилось терпеть нападки и «справа», и «слева». Он много служил и часто проповедовал. К сожалению, сохранились лишь немногие его проповеди этого периода, да и они записаны прихожанками Покровского монастыря, в то время молодыми девушками.
Будучи наместником Покровской обители, отец Вениамин не прерывал связи с Даниловым монастырем, который, став после революции средоточием духовной жизни, имел огромное значение для судеб Русской Церкви в период 1917–1930 годов. Богоборческая власть в лице ЧК – ГПУ – НКВД с самого начала поставила своей задачей полную ликвидацию Православной Церкви и прежде всего — духовенства и священноначалия. Эта задача решалась тремя способами: физическим уничтожением, моральной компрометацией и поощрением ересей и расколов. В результате действий ГПУ к 1925 году, по некоторым данным, более шестидесяти архиереев были лишены своих кафедр и высланы за пределы своих епархий. Многие из них съехались в Москву, и часть их нашла приют в Даниловом монастыре, настоятелем которого в мае 1917 года стал архиепископ Феодор (Поздеевский), из-за интриг членов Временного правительства смещенный с поста ректора Московской духовной академии. Архиепископ Феодор привлек в Данилов монастырь единомысленную ученую братию. У него «…была мысль создать иноческое братство монахов-подвижников… подлинных защитников Православия и хранителей церковного Предания. В двадцатые годы духовная жизнь монастыря пришла в состояние расцвета, и этот расцвет оказался важным для Церкви, для ее противостояния обновленчеству и расколу». По словам прихожан, «службы в Даниловом монастыре в те годы были небесные… Часто служили сразу несколько архиереев. Даже канон читали и канонаршили нередко архиереи. Проповедовали. После службы к ним выстраивались длиннейшие очереди за благословением». «…И эти божественного вида архиереи, поющие ангелоподобно, и фимиам от каждения, освещаемый солнцем, — все произвело на меня поразительное впечатление святости — и люди, и службы», — вспоминал позднее владыка Вениамин.
В то время для большинства архипастырей, воспитанных в эпоху естественного для монархической России единомыслия, церковно-каноническая неразбериха из-за антицерковной деятельности обновленцев, многочисленных арестов и расстрелов была чрезвычайно болезненной. Даниловская братия, во главе с архиепископом Феодором, выработала православную позицию по вопросу церковных нестроений — никакого диалога с обновленцами. Виновных в расколе принимали в Церковь через покаяние. Святейший Патриарх Тихон, часто советовавшийся с владыкой Феодором по вопросам церковной политики, называл его и близких к нему иерархов «даниловским синодом». Однако в 1927 году, когда Церковь уже два года бедствовала без Патриарха и были арестованы митрополит Петр (Полянский), непосредственный преемник Святейшего, и множество архиереев (в одном только Даниловом монастыре арестовали 15 архиереев, а также часть братии), Церковь оказалась перед новым искушением. Таковым явилась Декларация митрополита Сергия (Страгородского) об отношении Церкви к советской власти. Несмотря на безупречность канонических формулировок Декларации, многие церковные люди не смогли принять ее безоговорочной лояльности к кровавому богоборческому режиму (именно так это тогда зачастую прочитывалось). Расширение же митрополитом своей власти до пределов патриаршей в отсутствие возможностей проведения Поместного Собора рассматривалось многими как узурпация власти Патриарха.
Декларация митрополита Сергия нарушила духовное единство Данилова монастыря. Братия (и владыки, и старцы) разделились: одни согласились поминать за литургией владыку Сергия как Предстоятеля Церкви, а другие — нет. «…Мы приходили в храм Воскресения Словущего, когда монастырь был уже закрыт и монахи служили в этом приходском храме… Слева… молились… сторонники архиепископа Феодора. Справа — «сергиане». Храм был как бы разделен на две части. Разделение было, но скандалов не было».
Все эти трагические события — расколы, аресты, ссылки, расстрелы — отец Вениамин обходит молчанием в своем «Дневнике». Поэтому некоторые брошенные вскользь замечания по поводу осложнившихся отношений с теми или иными людьми вызывают порой недоумения у читателей. Однако такое умалчивание животрепещущих проблем вызвано тем, что наместник Покровского монастыря, подчинившись митрополиту Сергию, никого не хотел осуждать, не говоря уже о том, что опасался, как бы «Дневник» не попал в «чужие» руки и не послужил косвенным доносом на кого-либо из «непоминающих». И сам «Дневник» — это не записи, сделанные «по свежим следам» в последовательности текущих событий, а скорее — «исповедь», стремление подытожить свой духовный путь от младенчества до зрелости. Поэтому и о событиях собственной жизни автора упоминается выборочно, с рассмотрением, главным образом, их духовной сущности.
Он смог уделить «Дневнику» менее двух лет — со 2 января 1928 года по 1/14 октября 1929 года. В конце октября он был извещен о закрытии уже разорявшегося монастыря, а также об аресте. Дальше все происходило, как и у десятков тысяч священников того страшного времени: Лубянка, Бутырка, Соловки, Кемь. До отца Вениамина и после него этой дорогой прошли тысячи священников и архиереев, выжили и вернулись единицы. Кратко описав ужасы тюрем, этапов и лагерей, отец Вениамин делает в «Дневнике» неожиданное заключение: «Я благодарю Бога: все испытания… были мне посильны… Господь научил меня — сибарита и любителя спокойной жизни — претерпевать тесноту, неудобства, бессонные ночи, холод, одиночество, показал степени человеческого страдания». И, однако, «…совершенно разбита была моя душа… по возвращении из ссылки…»
После трехлетних испытаний, лишь слегка упомянутых в «Дневнике», отец Вениамин неожиданно получил назначение в Никитский храм города Владимира, где и прослужил до осени 1937 года. Этот период оказался для него относительно благополучным: несмотря на неусыпный надзор, отцу Вениамину удавалось ускользать в Москву, к своим духовным чадам, где он проводил время в молитве и богословских исследованиях. Результатом этой работы, в частности, явилась магистерская диссертация, защищенная впоследствии в Московской духовной академии. Заметим, что еще в начале двадцатых годов отец Вениамин в течение трех лет обучался на богословском факультете в Москве и защитил кандидатскую работу по кафедре патрологии на тему «Преподобный Григорий Синаит. Его жизнь и учение», приложив к этой работе новый перевод с греческого всего корпуса творений преподобного. Однако настал 1937 год — год «решительного удара» по Церкви. Священники арестовывались, ссылались и расстреливались сотнями и тысячами. Чаша сия не миновала и отца Вениамина: он был сослан на Север, где провел почти десять лет. Об этом времени свидетельств почти не осталось. Только с 1943 года духовные чада начали получать от него письма с просьбами о помощи.
Между тем под влиянием событий второй мировой войны И. В. Сталин начал менять политику в отношении Церкви. В частности, было принято решение об открытии духовных учебных заведений, а также нескольких монастырей, в том числе Троице-Сергиевой Лавры. Лавру открыли для богослужений на Пасху 8/21 апреля 1946 года. Постепенно стала собираться братия, которая первоначально (с 1945 г.) была вынуждена ютиться по частным квартирам. Неизвестно, каким образом удалось Святейшему Патриарху Алексию I вызволить отца Вениамина из ссылки, но уже в июне он поступил в число братии Лавры, а с осени начал преподавать патрологию в Московской духовной академии в звании доцента.
Сохранились устные свидетельства об отце Вениамине в тот недолгий лаврский период. В числе его духовных чад в Лавре была Татьяна Борисовна Пелих (урожденная Мельникова), которая со времени открытия Лавры пела в хоре под управлением протодиакона Сергия Боскина.
Со слов покойной матери вспоминает Е. Т. Кречетова (урожденная Пелих): «В Лавре появился высокий, худой, еще обритый, как ссыльный, монах. Поселился он вначале, как и другие, на частной квартире. Обнаружив, что у него множество болезней на почве долгого крайнего истощения, Татьяна Борисовна стала доставать ему лекарства, а главное — готовить для него овощные соки, чтобы хоть как-то помочь его организму окрепнуть. Пришлось также помочь обзавестись ему вещами, ибо у него не было совсем ничего.
В праздники, субботние и воскресные дни отец Вениамин служил раннюю литургию в храме Всех святых, в земле Российской просиявших. При этом он всегда проповедовал. Евхаристический канон отец Вениамин служил с особой проникновенностью и трепетом, всегда со слезами. Трепет охватывал и окружающих. С 1947 года начались службы в Трапезном храме. Здесь пел уже монашеский хор. Отец Вениамин сам регентовал за всенощными, а в Великий пост всегда пел басом в трио с отцом Антонием (тенор) и протодиаконом Даниилом (баритон): “Да исправится молитва моя…” С 1947 года отец Вениамин стал исповедовать. Популярность его была столь велика, что это послужило поводом для многих искушений». В июле 1948 года архимандрит Вениамин защитил диссертацию «Божественная любовь по учению Библии и Православной Церкви», получив степень магистра богословия, и был утвержден в звании профессора кафедры патрологии и в должности инспектора академии.
За недолгие годы преподавания он написал несколько работ: «Чтения по литургическому богословию», «Грехопадение человеческой природы в Адаме и восстание во Христе» (по учению преподобного Макария Великого), «Опыт приспособления «Догматики» митрополита Московского Макария (Булгакова) к потребностям современной духовной школы», собрание лекций по пастырскому богословию за 1947—1948 годы, «Троицкие цветки с луга духовного» (по воспоминаниям преподобномученика архимандрита Кронида (Любимова; † 1937), бывшего наместника Лавры).
Вот что вспоминает об этом периоде жизни отца Вениамина митрополит Санкт-Петербургский Владимир (Котляров), учившийся в это время в Московской Духовной Семинарии: «Инспектор (Московской семинарии) был архимандрит Вениамин (Милов), он сам из Вятки… Когда его рукоположили во диакона, он служил иеродиаконом три года каждый день раннюю Литургию с приготовлением: ни одного дня не пропустил. Это был удивительный человек. Ему нельзя было ехать в Загорск, у него был “101 километр”, и, когда он просился в Лавру, покойный Святейший Патриарх Алексий говорил ему: “Вам же нельзя”, а он ответил: “Я хочу умереть в Лавре”, – он уже готовился к кончине. Когда наступил Рождественский пост, он служил каждый день раннюю Литургию, потреблял большую просфору и три стакана воды, и больше ничего не ел. Мы пришли в семинарию разными: сброд студентов — из армии, из консерватории, кто-то с высшим образованием, после потрясений войны, кто-то искал, кто-то готовился в монастырь. Среди этого сброда были ребята, которые выпивали: выпьют, бутылку в унитаз бросят, сантехник стал чистить — руку порезал. В таких случаях инспектор приходил в трапезную. Стоит. Там же в трапезной была вечерняя молитва, вечернюю молитву прочитали, он обращался, много не говоря: “Во-первых, не принято, чтобы в Семинарии пили студенты и бросали бутылку; во-вторых, вы не подумали о человеке, который за вами ухаживает. Вы же бросили бутылку, разбили её. Он стал её вынимать — руки поранил. Неужели нельзя было эту бутылку просто поставить в стороне, если вы боитесь, зачем же вы человеку, который вам служит, вместо благодарности испортили руку, а вдруг получится заражение, и он может остаться калекой? Это же бесчеловечно и жестоко”. Мы все стояли и не знали, куда деваться.
Кормили тогда хорошо. Заслуга епископа Ермогена (Кожина) и отца Вениамина (Милова) — кормили великолепно — были мандарины, конфеты, печенье, булочки, яйца, масло, колбаса, сыр. Если подавали макароны, то на дне тарелки оставалось масло. Некоторые люди в то время этого не видели. Я сам до 1947 года голодал, и только в 1947 году наелся хлеба досыта, а это был 1948 год.
С другой стороны, был студент Владимир, родители его были неверующие. Он сам пришел в Церковь и был немного своеобразным. Тогда ещё он не воцерковился и, когда подходил на помазание, не поцеловал руки служащего, а служил инспектор — архимандрит Вениамин. Архимандрита Вениамина сослали. Пришли к нему ребятки в полушубках и пригласили его в горисполком (налево от Лавры красное здание). Там, представившись ему, они сказали: “Что же Вы нарушаете закон, Вам же нельзя здесь жить, вы же знали?” Он: “Знал, но мне хотелось в Лавре, я мечтал вернуться в монастырь и прямо говорил Святейшему, что хочу умереть в Лавре”. Они: “Извините, у нас к Вам никаких претензий нет, но Вы нарушили закон, мы должны Вас отсюда забрать”. Он в летних туфлях, легкая ряса. Они говорят: “У Вас деньги в келье есть, нельзя же Вас так везти, мы Вам купим что-нибудь” (дело было под Новый год). У него под матрасом было где-то 500 рублей (тогда это были хорошие деньги). Он дал ключ, один из них сходил домой, взял деньги и всё, что попросил архимандрит Вениамин ему взять, его посадили, довезли до Пушкина, один в магазине купил фуфайку, шапку-ушанку, валенки.
Со мной учился Андрей Ермаков, сейчас он в Курске, он был келейником архимандрита Вениамина. Мы спрашиваем его, он говорит: “Пришли, увели, и ничего не знаю”. Летом я приехал на каникулы в Джамбул, а церковный сторож, у которого зять работал в колхозе комбайнером, говорит: “Появился у нас один священник с бородой из Московской Духовной Семинарии”. Они ему не поверили. Когда я приехал, они у меня спросили, и я сказал: “Действительно, это отец Вениамин”. Он начал составлять русско-казахский словарь, попросил словари. Он написал запрос в Академию наук, такого словаря не было. У меня сестра работала преподавателем в казахской школе, и всё, что нашли, собрали. Он начал составлять словарь — чем-то надо было заниматься. Приехал к нему господин, спросил:
— Чем Вы занимаетесь? Он говорит:
— Составляю словарь.
— Какой?
— Вот такой.
— Принесите мне.
Он принес почти целый мешок бумаг, вывалил ему на стол, он посмотрел и сказал: “Ну что же, хорошее дело, у нас, действительно, нет такого словаря, продолжайте, занимайтесь”. Когда он подготовил этот словарь и написал письмо, куда его послать, ему сказали: “Спасибо, словарь уже выходит из печати”. Он отнес его председателю сельсовета.
Тогда мы начали просить нашего святителя, и его секретарь пошел к уполномоченному, стал просить разрешения перевести отца Вениамина в город, устроить его при храме, чтобы он мог молиться. Ему разрешили приехать в Джамбул. Летом я приехал, и он жил у нас с месяц, пока ему искали помещение. Ему разрешили быть псаломщиком, какое-то время он был псаломщиком. Потом папе предложили переехать в Караганду, чтобы ему освободить место священника, папа всё оставил и уехал. А когда отца Вениамина рукоположили и назначили епископом в Саратов, он написал папе письмо и пригласил его в Саратовскую область: “У меня есть свободный хороший приход, но надо будет работать”.
Он знал, когда умрет, он выбрал место на кладбище, и в неделю пару раз приезжал на кладбище, становился на колени и долго молился — такой был инспектор. У меня есть его книга типа магистерской диссертации, издана в Брюсселе».
Так в июне 1949 года отец Вениамин оказался в Казахстане на положении ссыльного. Об этом периоде его жизни свидетельствуют письма Татьяне Борисовне и Тихону Тихоновичу Пелих. Усталость, болезни, голод, нищета, зачастую отсутствие крова над головой стали его уделом на целых пять лет. А ведь отцу Вениамину было уже шестьдесят два года и за плечами — двенадцать лет лагерей и ссылок. Удивительно, однако, другое: как только обстоятельства становились минимально терпимыми, отец Вениамин начинал заниматься интеллектуальным трудом — если не богословием, то хотя бы филологией. Поэтому в письмах он постоянно просит присылать ему книги. Уже через два-три года ссылки у него собралась такая библиотека, что он не смог перевезти ее на новое место.
Пять лет прошли в муках, попытках выяснить причину ссылки и каким-то образом изменить «меру пресечения». В октябре 1954 года Патриарх Алексий I неожиданно вызвал архимандрита Вениамина в Одессу, затем они прилетели в Москву, где отец Вениамин получил должность настоятеля храма святого пророка Илии в Серпухове. А уже 4 февраля 1955 года в Богоявленском кафедральном соборе архимандрит Вениамин был рукоположен во епископа Саратовского и Балашовского. Хиротонию совершали Патриарх Московский Алексий I, Католикос-Патриарх всея Грузии Мелхиседек, митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) и еще семеро архиереев.
Между тем, радостное событие уже не смогло существенно повлиять на внутреннюю жизнь владыки. Он как бы предчувствовал, что жить на этой земле ему осталось всего полгода, и в своей речи при наречении во епископа сказал, что переживает уже «одиннадцатый час своей жизни».
Владыка прибыл на кафедру в праздник Сретения Господня. С этого времени он служил постоянно — не только в праздничные дни, но и по будням. Неизменно проповедовал за каждой литургией. Благоговейное, сосредоточенное служение архиерея быстро привлекло к нему саратовскую паству: храмы, где служил владыка, всегда были переполнены молящимися.
Владыка Вениамин скоропостижно скончался 2 августа 1955 года — в день празднования памяти святого пророка Божия Илии. Вечером 3 августа в Троицком соборе служился Парастас. Отпевали епископа Вениамина архиепископ Казанский и Чистопольский Иов (Кресович) и епископ Астраханский и Сталинградский Сергий (Ларин). Скорбную телеграмму прислал Патриарх Алексий I. Во время канона настоятель Духосошественского собора архимандрит Иоанн (Вендланд) произнес слово, посвященное жизни Владыки. В течение ночи собор не закрывался: непрерывным потоком верующие подходили к телу своего архипастыря. После отпевания гроб с телом Преосвященного Вениамина был обнесен по галерее вокруг собора. Погребен владыка Вениамин на саратовском Воскресенском кладбище, где его могила пользуется особым почитанием.
В настоящее время в Саратовской епархии осуществляется подготовка материалов к прославлению епископа Вениамина в лике святых.