Мы продолжаем знакомство с монашескими обителями Саратовской митрополии. Каждая такая встреча незабываема: ведь одинаковых монастырей не бывает, любой из них — особый мир и отдельная история.
Монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы в Балашове не вдруг и найдешь среди обычных городских пятиэтажек, а на самом деле, он находится на своем историческом месте. Правда, лишь небольшую часть этого места занимает: остальная территория вряд ли будет в скором времени ему принадлежать, ведь на ней — и городская больница, и туберкулезный диспансер, и лицей. Единственное здание нынешнего монастыря, в котором и храм, и кельи сестер, и трапезная, и бытовые помещения — бывший дом священнослужителей монастыря дореволюционного.
В 1862 году тщанием балашовского купца Илариона Иванова в городе была возведена церковь в честь Покрова Божией Матери, при ней существовали богадельня и женская община. В октябре 1884 года стараниями епископа Саратовского и Царицынского Павла (Вильчинского) и определением Священного Синода она получила статус общежительного девичьего монастыря. У монастыря было немало жертвователей; он владел пахотными и лесными землями, 
скотом, садами, кирпичным заводом, ткацким и обувным производством, мельницей; имел подворья в Царицыне, Астраханской губернии, области войска Донского и в столице. Благодаря игумении Марии (Мандрыка) в обители развивалось шелководство, монахини занимались вязанием, вышиванием, ткачеством, иконописью. В 1904 году Вестник первой всероссийской выставки монастырских работ и церковной утвари сообщал: «Особенно большую коллекцию своих произведений прислал Балашовский Покровский женский монастырь. Монастырь этот, находящийся в Саратовской губернии, занимается производством шелка, на выставке представлен постепенно весь ход выработки шелка и образцы шелковой материи. Хороши вышивки по шелку и парче. Есть несколько икон и даже картин, хорошо написанных масляной краской. Настоятельница этого монастыря игуменья Мария настоящая художница: две ее копии с картин Рембрандта поражают своей близостью с оригиналом».
В монастыре действовали три храма, работали церковно-приходская школа и детский приют.
С 1902 по 1908 год в монастыре на покое проживал епископ Саратовский и Царицынский Павел (Вильчинский); он был похоронен в склепе, устроенном в правом приделе недостроенного Покровского собора.
К 1917 году в обители проживали 96 монахинь, 264 послушницы и 33 воспитанницы детского приюта. Если считать с подворьями, то монахинь было в два с половиной раза больше.
В 1919 году власть «рабочих и крестьян» монастырь закрыла. В 1927 году президиум Балашовского уездного исполкома постановил: усадьбу бывшего монастыря с постройками и фруктовым садом передать в безвозмездное пользование уездному отделу здравоохранения, соборный храм монастыря разобрать, кирпич передать на строительство больницы, которая действует по сей день.
Экскурсию по территории прежнего Покровского Балашовского монастыря проводит для нас старшая сестра обители — монахиня Варвара (Выставкина). Вот первое, чем было обозначено в свое время это святое место: простой деревянный крест среди деревьев. Вот бывшие монастырские постройки из крепкого темно-красного кирпича — они превращены в жилые дома, и условия в этих домах — не позавидуешь. А в этом, самом маленьком домике предположительно жила игумения Мария (Мандрыка), великая труженица — совсем недавно, 13 августа, в день ее преставления епископ Балашовский и Ртищевский Тарасий совершил в обители панихиду… Место, заросшее камышом, своего рода болотце посреди города — бывший монастырский пруд.
— Сейчас мы стоим на месте соборного храма обители,— продолжает матушка Варвара.— Вот этот замшелый камень — на самом деле фрагмент фундамента храма. А это — место захоронения епископа Павла (Вильчинского), который жил в монастыре на покое и умер в 1908 году; судьба его останков, к сожалению, неизвестна, они были утрачены, когда сносили собор. А сейчас мы с вами увидим то, что осталось от ограждавшей монастырь стены.
Стена действительно была — почти крепостная… Но она не защитила, когда пришли безбожные времена. На территории больницы — бревенчатая часовня в память о сестрах монастыря, снискавших в страшные годы нетленные мученические венцы.
Старшая сестра Покровской обители — еще человек молодой, однако за ее плечами — непростой монашеский путь. Ответственность за монастырь легла на эти плечи семь лет назад, а самой монахине Варваре было тогда 27. Монастырь был только что учрежден, и, по словам матушки, главное для нее было — не внешнее благолепие (оно пока дело будущего), а налаживание внутренней, молитвенной жизни:
— Я месяц жила в Дивеево, это была своего рода практика для меня; и постаралась, насколько это возможно, перенести опыт большого монастыря в наш, совсем еще маленький.
Матушка Варвара — художник: окончила художественное училище в Ельце, и уже когда училась — «пропадала» (ее выражение) в Елецком Знаменском женском монастыре, помогая сестрам в трудах и молясь вместе с ними. Там и был сделан выбор, там и состоялся постриг. Немного позже епископ Тарасий попросил митрополита Липецкого и Задонского Никона отпустить сестру Варвару в Балашов. И благословил ее учиться иконописи. Монахиня Варвара окончила иконописное отделение Московской Духовной Академии. И сейчас, осмотрев монастырь, мы поедем в его иконописную мастерскую, она же школа — матушка обучает иконописи молодых сестер обители и прихожан монастырского Преображенского храма. Ее мечта — заменить весь печатный иконостас этого храма иконами ручного письма. И развивать в монастыре золотошвейное искусство. Игумения Мария (Мандрыка), настоятельница Покровского монастыря с 1885 по 1920 год, когда община пыталась выжить в виде женской сельхозартели — тоже была художницей и писала иконы; и монастырские вышивки брали первые призы на выставках церковного искусства. Такая вот знаковая перекличка.
Игумения Мария (в миру Екатерина Захаровна Мандрыка) родилась в 1841 году в Оренбурге; ее отец, есаул Оренбургского казачьего войска, происходил из 
старинного казачьего рода с Черниговщины. Дед будущей игумении Николай Яковлевич Мандрыка — герой войны 1812 года; он командовал лейб-гусарским полком, участвовал в Бородинском сражении.
Екатерина Мандрыка окончила Родионовский институт благородных девиц в Казани и, прожив несколько лет в родительском доме, поступила в Свияжский Иоанно-Предтеченский монастырь; ей было тогда всего 20 лет. Через десять лет послушничества, уже в другом монастыре той же епархии — Богородицком девичьем — Екатерина была облечена в рясофор, а в 1882 году пострижена в монахини с именем Мария. В Богородицком монастыре она усердно училась живописи и иконописи и впоследствии писала много икон, а также живописных полотен, портретов, преподавала в рукодельной школе казанского монастыря, где девицы разных званий учились рисованию и иным искусствам.
В октябре 1884 года 43-летняя монахиня Мария была назначена начальницей вновь учрежденного Балашовского Покровского женского монастыря. В 1885 году ее возвели в сан игумении, и она управляла Покровской обителью вплоть до ее закрытия в 1919 году. Таким образом, игумения Мария (Мандрыка) была единственной руководительницей этого монастыря на протяжении всей его дореволюционной истории; и расцвет обители — безусловно, заслуга игумении Марии.
Как и многие другие настоятели и настоятельницы монастырей, матушка Мария пыталась спасти свою монашескую семью, скрыв ее под видом трудовой артели: список этой артели сохранился. Первой в нем стоит фамилия Мандрыка. Однако артель существовала недолго. Игумения Мария не смогла пережить разгром и разграбление взращенного ею монастыря и скончалась в августе 1920 года на 79-м году жизни. Она погребена на городском кладбище; могила ее затеряна, но память об этой труженице Христовой нивы жива. Имя игумении Марии носит епархиальная библиотека; издана книга историка Леонида Кузеванова «Настоятельница Балашовского Покровского женского монастыря игуменья Мария (1841-1920)». В Балашовской епархии регулярно проводятся научно-просветительские чтения, посвященные ее памяти.
— Матушка Варвара, чем обычно занят день вверенных Вам сестер? Вас ведь так мало…
— Да, всего десять. И хотя работы у нас хватает, я рада, что ее не больше, чем нам по силам, что у нас всегда есть время на молитву, на участие в богослужении. Наши сестры поют на клиросе, чередуясь с приходским хором; раньше не пели, научиться заставила пандемия, когда собрать хор на службу было нельзя. У нас большой приход и большая воскресная школа, сорок детей, это тоже наша забота: даже летом мы стараемся не прерывать общение, ездим с детьми по святым местам, знакомим их со старинными храмами — в Малиновке, в Алмазово, в Чирикове. Конечно, уборка храма, территории, переработка овощей, которые привозят нам с подворья в Чириково…
— И, догадываюсь, забота о старших, о престарелых сестрах обители?
— Да, матери Сергии — 87 лет, матери Агафье — 91. Милостию Божией они пока на ногах, но нуждаются, конечно, в нашей помощи. За лекарствами приходится бегать постоянно… Но все это не страшно, на самом деле. Мы все успеваем, с Божией помощью.
Слушаю, как матушка говорит о старшем монастырском поколении, смотрю на молодые, совсем молодые лица сестер Магдалины и Аполлинарии… И думаю: хоть и не столько здесь сегодня насельниц, сколько было к началу эпохи безбожия, но все же возродилась монашеская жизнь на этом месте, и не могло это произойти случайно…
Однако нам пора на подворье Балашовского Покровского монастыря — в самую что ни на есть глубинку, в Турковский район, в село Чириково.
* * *
Трудно поверить, что вот этот изумительный храм, настоящая жемчужина Прихоперья совсем недавно представлял собою страшную, трагическую руину. Церковь в честь Казанского образа Пресвятой Богородицы в Чириково была выстроена в начале XIX века владельцем этих земель князем Василием 
Енгалычевым, человеком известным и немало послужившим Отечеству; один из ее престолов был освящен в честь великомученицы Евдокии, небесной покровительницы супруги князя Евдокии Федоровны. Еще один придел — в честь священномученика Василия Херсонесского — построили над семейной усыпальницей Енгалычевых, последний из которых был захоронен в крипте храма в 1879 году — надгробная плита была обнаружена в ходе восстановительных работ.
По данным Большой Саратовской энциклопедии, село Чириково Турковского района было основано в сороковых годах XVIII века и вначале носило название Ключи. С самого основания в ней имелась деревянная церковь в честь Казанского образа Божией Матери.
Есть версия о том, что название Чириково происходит от фамилии Алексея Чирикова, известного мореплавателя, исследователя Чукотки и Аляски, сподвижника Витуса Беринга в двух его героических Камчатских экспедициях: предполагается, что императрица Елисавета Петровна пожаловала Чирикову и его товарищу по экспедициям Ивану Елагину плодородные земли в Прихоперье. И хотя прямых подтверждений этой версии, по словам краеведов, нет, название соседнего села — Боцманово — говорит о том, что некую роль в истории этих земель могли сыграть именно моряки.
Кроме Енгалычевых, землями в окрестностях Чирикова владели помещики Кожевниковы — их имение располагалось по соседству. Они всячески содействовали народному образованию: в начале 1880-х на свои средства обеспечили всем необходимым церковно-приходскую школу, платили жалованье учителю. Но в эпоху так называемой Первой русской революции (1905-1907) крестьяне, вполне вероятно, бывшие ученики этой школы, сожгли усадьбу Кожевниковых. В июле 1905 года на дороге из Чирикова в Боцманово было совершено очередное покушение на жизнь саратовского губернатора Петра Столыпина.
Усадьбу Енгалычевых в 1896 году купил известный врач Владимир Дмитриевич Ченыкаев (1855-1927), выпускник Казанского университета, а затем Санкт-Петербургской медико-хирургической академии. Он трудился в Турках, входивших тогда в Балашовский уезд; благодаря ему там была открыта земская больница. Выстроенные при Ченыкаеве два больничных здания и ныне используются местной ЦРБ. Доктор Ченыкаев добивался открытия медицинских участков в деревнях, постоянно занимался клиническими исследованиями, публиковал научные труды. Саратовские врачи неоднократно избирали его делегатом Пироговских съездов. Купив на паях с родственницей, сестрой жены Марией Обуховой, дом в Турках, Владимир Дмитриевич в 1897 году открыл в нем школу для крестьянских детей с бесплатным питанием, обучением и даже выдачей нуждающимся необходимой одежды.
В 1910 году в Чирикове проживали 214 мужчин и 203 женщины, всего 71 домохозяйство. Водяная мельница Зобова с наследниками и Сушина ежегодно перемалывала 500 тысяч пудов зерна.
В период коллективизации Чириково стало центральной усадьбой колхоза «Искра».
Запустение села началось еще при советской власти — вследствие политики укрупнения сельских поселений. 90-е годы, как казалось, лишили село последней надежды на будущее. Но сегодня уже все иначе…
И все это пришло в полное запустение, и в храме хранили зерно, а потом и хранить стало нечего, и Чириково — старинное село с богатейшей историей — стало умирать. Два лета назад мне довелось прийти сюда вместе с Казанским крестным ходом — он идет от Балашова до Чирикова и достигает цели как раз на летнюю Казанскую. Храм тогда начали уже восстанавливать, но возникал вопрос: кто придет в него через несколько лет? В селе не было ни почты, ни медпункта, ни магазина, ни регулярного транспорта…
И вот сегодня мы видим, какому количеству людей нужен, оказывается, именно этот храм. «Я Вам перезвоню, у меня сейчас полная лавка народу… Можно чуть позже, у нас в храме венчание…» — это монахиня Евдокия (Касиенко), старшая на подворье, в ответ на мои звонки накануне выезда в Чириково.
Мы приехали, мы с матушкой Евдокией стоим возле храма, она рассказывает мне историю его возрождения — а к нам подходит молодая пара, явно ждущая ребенка: «Матушка, можно будет здесь его крестить? Это примерно в сентябре у нас будет, надеемся». Мы заходим в трапезную, но и тут у матушки не умолкает телефон: гости из Саратова, из Балашова, хотят помолиться в храме, оставить записки, узнать что-то об этой церкви…
Многие стремятся к Костомаровской иконе Божией Матери: она считается чудотворной. По словам матушки Евдокии, до революции этот образ находился в храме села Трубечино, потом из него хотели сделать лестницу, потом он лежал, завернутый в мешковину, на чердаке. А когда его наконец нашли — некто, действуя из лучших побуждений, неосторожно покрыл образ лаком… И вот икона оказалась в возрожденной Казанской церкви. И люди стали замечать, что она, потемневшая, понемногу просветляется… Монахиня Евдокия завела тетрадку — записывает совершившиеся по молитвам у этого образа чудеса.
Нет, радикальных социальных перемен в Чириково пока не произошло. И все же село понемногу оживает. Успешно работают местные фермеры, все больше людей, в том числе и уроженцев села, и их потомков, приезжает сюда на лето. И не будет преувеличением сказать, что храм воздействует на всю округу, становится центром притяжения.
На подворье живут четыре немолодые сестры; они трудятся неустанно — и в храме, и на огороде, и в саду, и на скотном дворе; всю Балашовскую епархию выручают овощами и молочной продукцией. В Чириково нет газа, нет никаких котельных, водопроводная вода бывает только два часа в сутки, поэтому зимой приходится топить дровами, а водопровод соорудили собственный — благо, в округе достаточно родников.
— Трудно, конечно,— улыбается матушка Евдокия, которая, впрочем, улыбается почти всегда,— но это… неважно.
А что же важно? Важно, оказывается,— сохранить это святое место.
— Когда владыка Тарасий впервые привез меня сюда — я была еще инокиней — он сказал: «Матушка, если Вы полюбите это место, если Вы найдете других людей, любящих это место, то дело у Вас пойдет». Эти слова произвели на меня очень большое впечатление. Я поверила, что жертвователи найдутся. Так и вышло. Вон там, возле храма, у нас стоит черный мраморный памятник — то, что осталось от семейного захоронения помещиков Кожевниковых, которые много благотворили Казанскому храму, и он был очень богатым. И теперь, когда мы возрождаем этот храм, который столько лет стоял в запустении, Бог послал нам новых жертвователей.
Жертвователи — местные фермеры, Николай и Марина Курочкины (в день престольного праздника — на летнюю Казанскую — они были удостоены церковных наград), а также другие — не побоимся высокого слова — патриоты малой родины.
Место это, впрямь, нельзя не любить: леса, Хопер, родники, озера. И люди, которые, служа Христу, служат Отечеству; которые не спрашивают, что будет завтра, а просто делают все возможное сегодня.
Конечно, мы задали несколько вопросов человеку, от которого напрямую зависело возрождение Покровского монастыря — епископу Балашовскому и Ртищевскому Тарасию.
— Владыка, начинать такое дело, как возрождение исторически существовавшего монастыря, всегда рискованно: найдутся ли люди, хватит ли средств, начнется ли подлинная молитвенная, монашеская жизнь?.. Почему Вы решились, что поддержало в Вас надежду на то, что все получится?
— Покровский женский монастырь в Балашове — один из крупных центров монашеской жизни Поволжья в XIX веке. Это практически единственный 
монастырь подобного уровня на территории Балашовской епархии. Сразу после моего прибытия на Балашовскую кафедру мы начали рассматривать вопрос о возобновлении деятельности монастыря. Ведь истории города и обители тесно связаны. И наша задача, помимо духовной составляющей, имела еще и историческую, краеведческую: работы в архивах, с различными историческими источниками. При участии историков и краеведов нами была издана книга «Настоятельница Балашовского Покровского женского монастыря игумения Мария (1841-1920 гг.)».
Относительно сложностей и сомнений, которые Вы перечислили, могу сказать, что главное в любом деле — это начало. Не уповать лишь на свои силы, но, прежде всего, призвать в помощники Бога — вот, наверное, и весь секрет. И в таком случае найдутся неравнодушные люди, нужные средства, а главное, будет созидаться духовная основа. Добрый плод в подобных делах принадлежит не нам, но имени Божию, равно как и само дело имеет своим конечным итогом не нашу славу или комфорт, но славу Божественную. Конечно, были и остаются определенные сложности, касающиеся разных сторон монастырской жизни, но нас всегда укреплял пример упомянутой выше игумении Марии (Мандрыки). Именно в период ее настоятельства монастырь приобрел тот величественный вид, в котором застали его разорители. 22 монахини стали свидетельницами Христовыми — были расстреляны за свою веру. Верим, что и по их молитвам сегодня Господь дает нам силы к преодолению всех трудностей.
— Что было и остается самой большой трудностью на этом пути: найти людей, обустроить монастырь как таковой, наладить в нем жизнь материальную или воссоздать жизнь духовную?
— Конечно, все начинается с духа. Очень важно, чтобы сестры были единодушны в своих стремлениях. От этого зависит продвижение не только в духовной, но и в практической повседневной жизни. Вообще, мы не делим монашескую (да и в целом христианскую) жизнь на сакральную и профанную. Во всем можно найти для себя глубокий духовный смысл.
Однако главная трудность не только нашего воссозданного монастыря, но, можно сказать, нашего времени — отсутствие духовной преемственности, передачи живого монашеского опыта. Многое приходится начинать с нуля. Это длинный путь, но, тем не менее, верный.
Что касается материальной, или бытовой, стороны, то здесь все и проще, и сложнее. Проще в том случае, если насельницы, как я уже сказал, одного духа и готовы вместе понести посильные тяготы. Сложность заключается во времени — нельзя сразу устроить все так, как хочется, нужно научиться ждать. Но и сидеть сложа руки в ожидании кого-то, кто сделает эту работу за меня, не стоит.
По опыту нескольких лет могу сказать, что искать людей не приходится: они сами находят обитель Матери Божией. Главным условием того, что люди будут, является внутренняя жизнь монастыря — если она правильная и приносит свои плоды, то и люди, стремящиеся воплотить в своей жизни евангельские идеалы, не замедлят и придут за этим в святую обитель.
— Насколько вообще возможно воссоздание монастыря? Ведь в одну и ту же реку дважды, как известно, не войдешь, и сегодняшняя жизнь несравнима с той, что была когда-то. Что необходимо делать для того, чтобы ныне существующий монастырь — не просто начал новую жизнь на старом или ином месте, а именно продолжил историю, начавшуюся в позапрошлом веке? 
— Конечно, сегодня мы не претендуем на некую идентичность с первозданным монастырем, хотя одной из наших задач является сохранение памяти об исторической обители. Естественно, сестры опираются на свои знания о прежнем монастыре, о его традициях и устоях. Несомненно, это помогает во многих вопросах. В продолжение традиций в нашем монастыре была организована златошвейная мастерская, с недавнего времени работает и мастерская иконописная. Работа с детьми на занятиях в воскресной школе и во внеурочное время — одно из важных послушаний для сестер с педагогическим образованием. Не остается без внимания и социальное служение — помощь ближним, нуждающимся. Любой монастырь — это духовный маяк, указующий путь не только тем, кто живет в его ограде, но и тем, кто находится за стенами обители.