15 сентября Православная Церковь празднует память Собора Саратовских святыхСобор святых — это церковное празднование памяти канонизированных подвижников благочестия, объединенных либо общим христианским подвигом, либо территориально. В Собор Саратовских святых вошли 12 мучеников, пострадавших в годы гонений на Церковь в XX веке. К саратовской земле все эти люди причастны либо по происхождению, либо по трудам, либо по кончине, и теперь являются ее небесными покровителями. Празднование Собора было учреждено три года назад, и совершается ежегодно в воскресный день, ближайший к 13 сентября по новому стилю. О том, как проходила работа по сбору материалов о наших святых, какие исследования проводятся сегодня, и как относиться к еще не прославленным официально подвижникам рассказывает секретарь епархиальной комиссии по канонизации подвижников благочестия священник Максим Плякин.
— В Собор Саратовских святых вошли только новомученики. Отец Максим, объясните, почему?
— Таково было решение Синодальной комиссии по канонизации. Изначально мы подавали в Москву на утверждение более 30 имен, среди которых были подвижники не только 20-го века. Насколько я могу судить по житиям тех святых, которые остались в этом списке, все они числились клириками Саратовской епархии на момент расстрела. Настоящее чудо, что в Соборе оставили священномученика Гермогена, который последние полгода своей жизни возглавлял Тобольскую епархию, и после прославления получил наименование «епископ Тобольский». Хотя почти все свое архиерейское служение он нес на Саратовской кафедре — 15 с лишним лет. Для нас это было великой радостью, ведь из всех 12 мучеников Собора святой Гермоген — единственный, у которого сохранились мощи. Частица их есть в Троицком соборе Саратова и Свято-Троицком храме Вольска. Остальные саратовские новомученики покоятся в безвестных могилах, и, соответственно, их мощи нам недоступны.
— Основную работу по формированию списка святых, которые должны войти в состав Собора, проводила Ваша комиссия. Расскажите, пожалуйста, каким критерием отбора вы руководствовались?
— На самом деле список складывался в три этапа. Сначала мы просто собрали всех святых Русской Церкви, которые хоть как-то соприкоснулись с нашей землей, их получилось больше семидесяти. В процессе изучения списка мы пришли к выводу, что стоит оставить только тех, кто был связан с уже самостоятельной Саратовской епархией, учрежденной в 1799 году. Хотя это было сделать сложно, ведь на протяжении истории территориальное деление епархии менялось, и часть наших земель входила в состав других епархий. На втором этапе отбор производил Владыка Лонгин. Изучив подробно жизнеописания святых в поданном нами списке, он оставил в нем 35 человек. Критерий был один: насколько тесной можно считать связь этого подвижника с нашей епархией. В современной практике правила включения святых в Собор ужесточены, по сравнению с 80-ми годами, и на сегодняшний день, после отбора в Москве, в Саратовском Соборе осталось 12 имен.
Но для нас принципиальным был сам факт установления соборной памяти, ведь проделана колоссальная работа по собиранию материалов о подвижниках, которая началась еще при Владыке Пимене (Хмелевском) в 1991 году.
Кроме того, у изначального списка нам пришлось отсечь еще одну часть, судьба которой до сих пор неясна. Дело в том, что шесть саратовских новомучеников были прославлены в лике святых Русской Православной Церковью Заграницей. Но согласно определению Архиерейского Собора 2008 года имена мучеников, прославленных Зарубежной Церковью в годы ее разделения с Матерью-Церковью, не вносятся в наши святцы до тех пор, пока специальная комиссия не изучит их жития. Так что мы пока ждем и надеемся, что кто-то из этих шести будет внесен и в календарь, и в наш Собор.
— То есть теоретически добавление имен в Собор святых нашей земли возможно?
— Вообще в церковной истории такие прецеденты есть. Так что мы надеемся, что и наш список святых в составе Собора будет расширен. В настоящее время в Москве находятся подготовленные нами материалы о священнике Владимире Пиксанове. Насколько мы можем судить о картине гонений на саратовской земле, опираясь на данные архивных исследований, он — первый священник в переделах Саратовской епархии, погибший за веру. Если его канонизируют, то можно будет поднять вопрос о причислении его к Собору. Среди подвижников Саратовской земли есть такие как святитель Иннокентий, епископ Саратовский и Пензенский, которого мы поминаем за каждым всенощным бдением; святитель Гурий, архиепископ Симферопольский, в Саратове он родился, окончил семинарию, учительствовал в духовном училище; святой праведный Александр Чагринский, который прослужил в Свято-Троицком храме Балакова почти 40 лет; преподобномученик Феодор Богоявленский, скончавшийся от условий заключения в балашовской тюрьме и погребенный в окрестностях Балашова. Было бы логично включить их имена в Собор.
— Работа епархиальной комиссии по сбору материалов о саратовских подвижниках продолжается?
— Конечно, ведется изучение тех данных, которые нам передает архив Федеральной службы безопасности, воспоминаний родственников. Люди по-прежнему приносят нам фотографии, ксерокопии каких-то документов, делятся фактическими данными. Мы сразу заносим имена этих страдальцев в специальный список для молитвенного поминовения, и это, наверное, самое главное — молитва о них не должна прекращаться. Все полученные сведения мы проверяем, дополняем, если есть такая возможность, и постепенно формируем более обширный пакет материалов о каждом из пострадавших в годы гонений земляков. И, может быть, когда-то эти люди будут прославлены, ведь они действительно мученики.
Например, мне запомнилось жизнеописание отца Иакова Логинова. В доносе на него в качестве преступления против советской власти было указано «миссионер». В документах это слово было подчеркнуто следователем красным карандашом, и стоял восклицательный знак на полях. Советы считали отца Иакова врагом только потому, что он говорил людям о Боге.
Отец Михаил Сошественский, наш земляк, служил настоятелем храма в честь Нерукотворного Образа Спасителя, на месте которого сейчас находится институт ортопедии. Люди помнят его, как доброго пастыря, обладающего блестящим проповедническим даром. Кода мы смотрели полученные из Тамбовской области материалы его последнего, уже расстрельного дела, то выяснили, что, вернувшись с очередного допроса, он собрал около себя тех священнослужителей, которые были арестованы вместе с ним (их посадили в одну камеру) и взял с них обещание молчать на допросах. Он, видимо, уже к тому времени понял, что от всех от них хотят. И в результате и все эти священники, и даже церковный староста сгинули, кто в расстрельных подвалах, кто в концлагерях.
— Отец Максим, Вы являетесь автором богослужебного текста на день памяти Собора. Расскажите о том, как этот текст создавался, на какие источники Вы опирались в своей работе?
— В первую очередь, конечно, я опирался на собранный нашей комиссией пакет документов о жизни саратовских подвижников, вошедших в состав Собора. Все усложняли очень сжатые сроки: в марте было принято решение о составлении службы, а к концу августа ее уже необходимо было утвердить. А до этого еще —отредактировать и показать регентам, чтобы они определили, насколько этот текст удобен для исполнения. При грамматической правке большую помощь оказал мой коллега по исследовательской работе из Московской духовной семинарии отец Федор Людоговский, прекрасный знаток церковнославянского. Львиную долю труда по богословской редактуре взял на себя преподаватель церковно-практической кафедры Саратовской семинарии протодиакон Михаил Беликов, за что я ему очень признателен.
Вообще было тяжело. Составляя эту службу, я действительно на себе прочувствовал евангельские слова Спасителя о борьбе с силами тьмы: «Сей род преодолевается только молитвой и постом». Бывали случаи, когда я просто в изнеможении вставал к престолу в храме и просил Господа о том, чтобы Он мне помог закончить службу, дал мне слова…
— Наверное, автору богослужебного текста необходимо обладать определенным даром, или филологическим образованием? Словом, почему Вы?
— У меня до этого уже был опыт написания богослужебных текстов, и Владыка Лонгин, поручивший мне составить службу, об этом знал. Но, все-таки, как мне кажется, решающую роль сыграло то, что я принимал очень активное участие в подготовке самих материалов Собора. Хотя Вы правы, не так много людей способны создать на церковнославянском новый текст. Надо уметь думать на этом языке.
— Часто вокруг официально непрославленных подвижников возникает нездоровый ажиотаж: появляются люди, которые говорят, что исцеляются на их могилах, которые постоянно ищут каких-то иных чудес. Как в данном случае разобраться, что в этих историях правда, а что вымысел, чтобы не увлечься пустой экзальтацией?
— Мы действительно сталкиваемся с ситуациями, когда вокруг имени подвижника возникает некое мифологическое поле, целый культ. Но сам факт почитания непрославленных подвижников, факт чудесных явлений, связанных с ними, факт ответного сбора материалов об этих людях, не просто нормален — таково древнецерковное предание. Исторически складывалось так, что вот такое народное почитание всегда предшествовало канонизации, а не следовало за ней. Ситуация, которая у нас сложилась в XX веке в России, аномальна с точки зрения всей истории христианской святости. Новомученики в большинстве своем становились известны церковному народу лишь после канонизации.
Почти исключение в этом смысле — почитание священномученика Космы Петриченко, которое началось в рамках семьи его потомков. Они, по сути, и добились канонизации в Церкви. Их активность в поиске документов о своем прадеде, их настойчивость в том, чтобы этим материалам был дан официальный ход, привела к тому, что святой Косма был прославлен. Потом на его родине в Рыбушке освятили престол в его честь, и тогда уже началось народное почитание этого святого.
Пожалуй, неким пограничным случаем можно считать канонизацию епископа Германа (Косолапова), потому что в этом случае народная память уцелела. Место его мученической кончины было известно, и меня, еще школьника, вместе с моими друзьями приводили туда наши бабушки-прихожанки и показывали: вот тут лежат убиенные батюшки. Но при этом: память о мученическом подвиге сохранилась, место почиталось, а имена всех убиенных не были точно известны. Устанавливать список расстрелянных, день их памяти, обстоятельства жизни пришлось уже нам в качестве комиссии по канонизации. То есть старую память, сохраненную народом, нам предстояло подкреплять документами. Вот это в некотором смысле пограничный случай.
На деле из подвижников эпохи гонений, кого запомнили люди и кого реально прочитают верующие, на сегодня не канонизирован никто. У нас, это матушка Антония, последняя настоятельница Крестовоздвиженского монастыря Саратова, Владыка Вениамин (Милов), Владыка Досифей (Протопопов), отец Константин Соловьев, духовник семинарии — те, кто почитается с момента своей мученической гибели, у кого еще здравствуют духовные дети. Вот это некоторый парадокс XX века.
Что касается ажиотажа? Мы в любом случае призываем людей делиться воспоминаниями, документальными сведениями, свидетельствами о чудесах — приходите, мы все зафиксируем и будем изучать. Но и предостерегаем: не надо доверять непроверенным слухам и тиражировать их. История нашей святости интересна сама по себе, не надо ее приукрашать. Господни чудеса совершенно не нуждаются в мифологии. Наша задача — это чудо выявить, потому что, как сказано в Священном Писании, мы обязаны хранить тайны царя, а дела Божии —возвещать.
— Отец Максим, как Вам кажется, насколько для наших прихожан близок этот праздник — Собор Саратовских святых? Откликаются ли они сердечно?
— Я не проводил специального исследования, и могу судить лишь по тем приходам, где служат мои друзья в священном сане, и по тем, с которыми знаком еще с тех времен, когда сам не был священником. Во-первых, для людей очень важен тот факт, что кто-то из мучеников связан с их собственным храмом. В частности, у нас в храме Рождества Христова в начале 20-х годов служил новомученик, который потом был казнен на Бутовском полигоне в 1938 году. И когда этот факт стал известен, прихожане сразу организовали сбор средств на написание его иконы. И мне уже доводилось видеть, как наши люди говорят, показывая на образ: «Это батюшка Василий, наш батюшка».
В храме равноапостольной Марии Магдалины, который когда-то был домовым храмом при Саратовском институте благородных девиц, законоучителем был протоиерей Сергий Введенский. После революции он был хиротонисан во епископа и известен как священномученик епископ Феофан. Но магдалининские прихожане точно также организовывали сбор средств, и сейчас у них в храме висит икона святого Феофана. Есть очень трогательная фотография: отец Алексий Абрамов, настоятель нынешний, держит в руках икону святителя Феофана — настоятеля прошлого.
Икона священномученика Михаила Платонова, настоятельствовавшего в Серафимовском храме Саратова, появилась в храме через 2 месяца после его канонизации, и специально по заказу была написана к этому событию. И серафимовские прихожане знают: «Это наш батюшка».
Мне хотелось бы отметить еще такой эпизод. Святой священномученик Иоанн Днепровский был настоятелем храма в селе Полчаниновка нынешнего Татищевского района. Но после его закрытия и фактически разгрома церковной жизни в селе, отец Иоанн нашел приют на другом берегу Волги, в Новоузенске. Там он был арестован в последний раз. И когда для Екатерининского храма Новоузенска была заказана его икона, надпись на ней гласила: «священномученик Иоанн Новоузенский», несмотря на то, что церковного служения в Новоузенске батюшка уже не нес.
Так что на приходах, где есть возможность выявить такую историческую связь со святым подвижником, почитание новомучеников, конечно, оживляется…
Газета «Саратовская панорама» №36 (913)
Беседовала Инна Стромилова